Глава тринадцатая.
СУДАРЬ, ИЗВОЛЬТЕ ВЫЙТИ ВОН!

   Избегайте глупых! Глупость не смертельна, но заразна. Хуже ста глупцов только один ханжа.

Тезис света

   С глупых спрос меньше, а награда больше.

Антитезис мрака

   Ирка стояла на перроне, собираясь протолкнуться в электричку. Юная валькирия не знала ни куда она едет, ни зачем. Полчаса назад, когда она проходила мимо уличного телефонного автомата, он неожиданно окутался странным голубоватым сиянием. Ирка удивленно огляделась и, видя, что ни кого рядом нет, прошла мимо.
   Пять минут спустя ей попался еще один автомат. И этот тоже, едва она скользнула по нему взглядом, оказался в плотном голубом облаке. Кроме того, второй автомат явно трясся от негодования. Его трубка сама собой слетела с рычажков и, как змея, потянулась к Ирке. Ирка сдалась и приложила ее к уху.
   – Ты меня слышишь? Почему не снимаешь? – взорвалась трубка.
   – Кто это? – растерянно спросила Ирка, запоздало, узнавая голос.
   – Багров!.. Почему ты пропустила первый авто мат? Молчи, не отвечай!.. Я хочу слышать только «да» или «нет».
   – Милое желание, особенно если вопрос «почему?», – оценила Ирка. – Ты-то сам где?
   – Не важно...
   – А как узнал, где я?
   – Использовал заклинание всеобщего поиска... Оно позволяет связаться с кем угодно, не выявляя места его присутствия. Телепатическая связь сейчас – слишком опасна. А теперь слушай меня и запоминай! Запоминаешь?
   – Да.
   – Ты постоянно должна быть на виду! Где-нибудь в толпе лоиухоидов, понимаешь? Днем, но чью постоянно. Хорошо?
   – Зачем? – спросила Ирка подозрительно. Толпы она терпеть не могла. Просто как таковой. В любом ее виде.
   – Ты что, меня не слышала? Только «да» или «нет»! Будь в толпе, постоянно! Да?
   – Да.
   – Обещаешь?
   – Ну, не знаю... Постараюсь, – уклончиво сказала Ирка. Она не любила связывать себя обещаниями, сути которых не понимала. – Матвей, а ты где? Ты не мог бы ко мне телепортировать?
   – Нет, – ответил Багров быстро. – Не мог бы.
   – Почему?
   – Я иду по следу!
   – По чьему следу?
   – Не важно, – буркнул Багров. Однако Ирка поняла, о ком он говорит.
   – А тот, по следу кого ты идешь, не может использовать это самое... ну заклинание всеобщего поиска? – спросила она. Ей вдруг представилось, что следующий телефонный звонок может быть уже от Мефодия.
   – Я не думаю, что он морально созрел, чтобы есть мышиные внутренности. А без этого заклинание не сработает... Ну не важно... Мне нужно завершить одно дельце. Удачи! – ответил Багров со смешком.
   Голос в трубке пропал.
   Теперь же Ирка стояла на перроне и, выполняя свое обещание быть всегда в толпе, протискивалась в электричку.
   «Вот все пишут „Запасной выход“. И хоть бы одна собака написала „Запасной вход“. А он так безумно нужен!» – думала она, рассеянно скользя взглядом по стеклу, в котором отражались перевернутые буквы.
   Ирка с трудом пробилась через тамбур, где, всем мешая, всеми толкаемый, помещался невеселый мужичок с двумя автомобильными шинами в руках и с бампером под мышкой. Ирке он показался похожим на спартанского царя Леонида, охранявшего с малым отрядом воинов горное ущелье.
   Наконец электричка тронулась. Разболтанный вагон громыхал на стыках. Стекла тряслись. Стиснутая между людьми, Ирка предалась созерцанию. В электричке она оказалась впервые в жизни. Все здесь было ей в новость.
   Тяжелый четырехлетний бутуз на руках у мамы уплетал шоколадку.
   – С мамой надо делиться, даже если крошечка останется! – робко, уже голосом одним заведомо сдаваясь, поучала она ребенка.
   – Хорошо. Вот крошечка останется, и я с тобой поделюсь! – отвечал бутуз.
   С другой стороны немолодой, клочками выбритый мужчина разговаривал с газетой. Даже не с газетой, а с газетенкой того сорта, где на обложке обязательно изображена девушка с четырьмя головами, неаккуратно подклеенными в «Фотошопе», и сенсационным заголовком в духе: «Третья голова девушки-мутанта собирается замуж. Дадут ли остальные головы согласие на брак?»
   – Ну зачем, зачем ты врешь? – укоризненно говорил мужчина, грозя газете пальцем.
   Ирка была заинтригована. Она не раз слышала, как люди разговаривают с собаками, слышала о некой учительнице биологии, которая любила, разувшись на уроке, беседовать с пальцами своих ног, но впервые присутствовала при разговоре человека с газетой.
   Электричка остановилась. Ирка стала смотреть наружу через забрызганное стекло. Вот девушка, не большого роста, худая, с острыми лопатками, отрешенно курит на перроне. Лицо умное, несчастное и недоброе. Ирка машинально, по прежней привычке, спросила себя, есть ли у нее сетевой дневник «Зачем она надела такой обтягивающий свитер? Он подчеркивает сутулость. И эта нарочито жуткая прическа! Может, потребность быть несчастной у нее больше, чем потребность быть счастливой?» подумала Ирка, выбрасывая девушку из головы. Это оказалось несложно, потому что электричка тронулась.
   Забыв на время о собственных неприятностях, Ирка с интересом стала смотреть по сторонам.
   – На примере форточки и кондиционера отмечу, что форточка более прогрессивное изобретение человечества! – вдруг громко произнес кто-то за ее спиной.
   Ирка обернулась и увидела молодого человека, судя по всезнающе-назидательному виду, студента-технаря, на плече у которого болталась компьютерная сумка.
   Обращался он, как обнаружилось, не к Ирке, а к своей спутнице – красивой, но очень сонной девушке.
   Девушка выслушала его, грустно разглядывая потолок.
   – Полина! Ты что, меня не слушаешь? – обиделся молодой человек.
   – Знаешь, Андрей, бывают дни, когда я почти ничего не понимаю и все делаю медленно-медленно! – томно отвечала девушка.
   – Знаю. Это у тебя с первого по тридцатое число каждого месяца, – уточнил молодой человек.
   Заметив, что Ирка смотрит на него, он поднял брови и колко поинтересовался:
   – Могу я вам чем-нибудь помочь, мадам?
   – Мадемуазель. Можете. Не толкайте меня вашей сумкой. Я плохая подставка для ноутбука, сказала Ирка.
   – А к чему я его тогда прислоню? – резонно возразил Андрей.
   – Все равно! Позвольте вас подвинуть! – строго сказала Ирка.
   – Позвольте вам не позволить! – с такой же интонацией возразил молодой человек. Он, видно, обожал переругиваться в транспорте.
   Замедленная девушка страдальчески зевнула.
   – Не ссорьтесь! Не надо громких звуков! Я так невыносимо хочу спать!
   – Спи стоя! – посоветовал ей Андрей.
   – Я тебе не лошадь! У меня колени не защелкиваются! – огрызнулась Полина.
   В этот момент электричка остановилась, и молодого человека с сонной девушкой унесло отхлынувшей на выход толпой. Ирка спаслась тем, что успела шагнуть в загончик между сиденьями и, споткнувшись о чью-то ногу, провалилась между двумя комфортно расположившимися дамами, не слишком довольными этим вторжением.
   – Девушка! Вы хоть смотрите, куда падаете! – Директорским голосом сказала ей худая дама в очках.
   – Извините, – сказала Ирка, пытаясь встать.
   Дама смягчилась.
   – Ничего-ничего. Можете оставаться там, где вы упали...
   Ирка воспользовалась предложением и осталась сидеть.
   – В этом сезоне так не носят! Если ты в душе спортсменка, смело надевай брюки из ткани «рамье» или платье из хлопка-стрейч с эффектом бумаги... – продолжала худая дама, обращаясь к своей подруге. Подруга худой дамы была очень толстая дама, если и не масштабов Улиты, то где-то около того.
   Спортсменка в душе с грустью посмотрела на свои ноги.
   – Я уж лучше так, – сказала она и, вдруг вспомнив о чем-то, с умилением сказала: – Ты Петю Про-польчука помнишь?
   – Длинный такой, с маленькой головой?
   – Нет. Длинный – это Корнейчук Петя, он такой круглый... Ушки еще такие, ну как у пуделя... ну не как у пуделя... да?
   – А! Помню! – небрежно сказала худая дама.
   – Он такое чудо! Его бросила жена, ты слышала? Получила развод и сразу же снова выскочила замуж. А кто готовил ей свадьбу, знаешь? Тот же Петя! Она его упросила! Страдая, он все же выбрал прекрасную говядину, купил на оптовке спиртное и добился скидки на аренду зала в ресторане! – восхитилась спортсменка в душе.
   Ирка с интересом прислушивалась, но внезапно все звуки исчезли, точно кто-то нажал на «немую» клавишу телевизионного пульта. В памяти Ирки всплыла фраза, которую уронил Багров: «Мне нужно завершить одно дельце!» Вспомнила и то, что он идет теперь за Мефодием. И жутко, совсем жутко стало ей. Она поняла, что это было за дельце.
   Едва дождавшись, пока электричка остановится, Ирка дернула стекло вниз и наружу вылезла прямо через окно вагона, бесцеремонно наступив на колено толстой даме. Кто-то из молодежи одобрительно присвистнул.
   – Больная какая-то! Ты видела, какие у нее глаза? Не, точно наркоманка! – сказала худая дама.
   – А я бы не пролезла! – завистливо вздохнула спортсменка в душе.

***

   Мефодий смутно представлял, как будет искать валькирию. Ту ненавистную валькирию, которая, служа свету, сама была темнее всякой тьмы. Она вы крала Ирку, и, возможно, она же нанесла Даф изменнический удар. Ни к кому в жизни Меф прежде не испытывал такой сильной ненависти. Он знал, что будет искать ее день, два, три, месяц... столько, сколько потребуется. И рано или поздно найдет.
   И тогда его меч скрестится с ее копьем. Только бы Даф дожила...
   Насколько Меф помнил слова Улиты, проблемы с поисками валькирий существовали не только у него, но и у мрака. Никто не умел скрываться так хорошо, как девы-воительницы. Если магов и стражей можно было еще засечь по проявлениям их магии, То с валькириями и этот фокус не проходил.
   Выскочив из резиденции мрака, где лежала раненая Даф, Мефодий долго мчался, сам не зная куда, пока усталость не заставила его остановиться. Вокруг равнодушно бурлил город. Прохожие задевали его, обходя. Он был никому не нужен. Меф понял вдруг, что годами может бродить по этому каменному лабиринту и никогда не встретит валькирию, пока она сама этого не пожелает. Беспомощная, безадресная ярость затопила Meфа. На стене дома, над его головой, взорвался цветной фонарь. Мёф сердито отряхнул плечо. Он так и не понял, что за стеклянные крошки посыпались на него сверху.
   «Я никогда ее не найду! НО Я ДОЛЖЕН!» – подумал он, и тут что-то укололо его веко. Он почесал его, но ощущение неприятного зуда не исчезало. Тогда Буслаев закрыл глаза и в той пульсирующей черточками розовой слепоте, что всегда бывает вслед за закрытыми веками, увидел серебряную стрелку. Стрелка походила на сколотую кость, острый конец которой уверенно показывал вперед и чуть направо. Открыв глаза, Мефодий увидел проход между домами, соответствующий указанному направлению. Проверяя свое предположение, он повернулся спиной и вновь закрыл глаза. Да, так и есть. Острый конец стрелки сместился. Теперь он показывал назад и немного влево, но опять же на проход между домами. Не размышляя, откуда взялась стрелка и почему ее не было раньше, Мефодий быстро пошел в указанном направлении. На ходу он проверил, легко ли извлекается меч из закрепленных на спине ножен. Ножнами он обзавелся совсем недавно. Их вручил ему Арей, сказав, что пока меч в этих ножнах, ни од ному лопухоиду его не увидеть. «Стражи света с дудочками выглядят не так пошло. В шмыгающих же по улицам чайниках с мечами есть нечто инфантильное», – заметил он. Инфантильное?
   Мефодий, помнится, вздрогнул и быстро взглянул на своего шефа. Случайно ли тот употребил слово, которое Меф так ненавидел? Буслаев шел долго. Часа три стрелка вела его, петляя между домов, пока незаметно для себя он не оказался в той части города, где ему никогда не случалось бывать прежде. До конца улицы тянулся длинный шестнадцатиэтажный дом размером с целый квартал. Подъезды находились с другой стороны. Здесь же было что-то вроде маленького куцего парка, в который вечерами кометами слетали окурки, указательным пальцем пущенные в форточку, яблочные огрызки и много еще всякой дряни.
   По центру скверика тянулась асфальтовая до рожка, облюбованная собачниками. Однако время собачье еще не наступило, и потому дорожка была почти пустой. Не успел Мефодий сделать и ста шагов, как внезапно путь ему преградил темноволосый подросток. Худощавый, гибкий, двигавшийся мягко, как кошка. Мефодий был чуть плотнее и, вероятно, сильнее, хотя и ниже на полголовы. «Лет Четырнадцать-пятнадцать», – мельком оценил Мефодий тем верным зрением, которым подростки видят сверстников и которое потом исчезает бесследно вместе с юношескими угрями.
   В первый миг Мефодий не обратил на подростка особенного внимания. Он решил, что это один из мелких шестерок-разводил на деньги, которые, за рукав, тянут в подворотню, где скрывается компания.
   – Час возмездия пробил! – сказал юноша, посмотрев на Мефодия тяжелым взглядом.
   Фраза для разводилы была нетипичная, однако Буслаев не склонен был заниматься психологическим анализом. Для него парень сейчас был лишь препятствием, которое мешает ему пройти.
   – С дороги! – буркнул Мефодий, попытавшись отодвинуть его взглядом.
   При необходимости, а особенно в состоянии гнева – он способен был выкорчевать подобным образом телеграфный столб. К его удивлению, юноша даже не покачнулся. Лишь волосы его шевельнулись, точно от порыва ветра.
   Немало удивленный, Мефодий перевел взгляд на стоявшую позади юноши лавку и легко поднял ее над землей на добрый десяток метров.
   – Посмотри наверх! – сказал Мефодий. Юноша вскинул голову.
   В то же миг Мефодий отпустил лавку, которая, разгоняясь, понеслась вниз. Он прикинул, что остановит ее в нескольких сантиметрах от цели, после чего перепуганный парень уберется с дороги. То, что случилось дальше, оказалось для Мефа полной неожиданностью. Быстро вскинутый над головой палец юноши сверкнул искрой, и скамейка, точно камень из катапульты, изменив направление, понеслась по воздуху в самого Мефа. Буслаев никак не был готов к этому. Он успел лишь воспламенить лавку взглядом, но не отклонить. Спасаясь, Меф бросился на землю и быстро откатился в сторону. Скамейка ударилась в асфальт там, где он только что стоял, подскочила и перевернулась.
   Юноша терпеливо наблюдал, как Буслаев поднимается с земли.
   – Ты хотел меня убить! – крикнул Мефодий.
   – Ну и что? Не я начал первым, – спокойно ответил юноша.
   Во взгляде, которым он смотрел на Мефа, было отчуждение. «Он смотрит на меня, как на дохлую собаку... Даже нет: на очень давно дохлую собаку», – затруднился с определением Буслаев.
   – Я бы остановил скамейку, – сказал он. Юноша пожал плечами.
   – А я бы не останавливал. Не будь я ученик Мировуда, если отпущу тебя живым.
   – Я в ужасе. А кто такой Мировуд? – поинтересовался Мефодий.
   – Не забалтывай меня, наследник мрака! Это знание ничего тебе не даст, ибо ты скоро умрешь. Мировуд – величайший волхв и некромаг.
   Меф сильно не вслушивался.
   – А... маг, даже не страж! Так они все великие, ясный перец... Невеликих магов вообще не бывает. Они все или просто великие, или супер-пупер-великие, или обалденно великие, сказал он пренебрежительно.
   Хотя Буслаев не так много времени провел в резиденции мрака, однако успел впитать распространенное среди стражей отношение к магам. Перстень Мировуда оскорблено сверкнул. По его ободу пробежала красная искра. Магические перстни умеют благодарно хранить память о хозяине.
   – Не нарывайся, наследник! Не такой уж ты крутой... Ты пришел сюда, потому что я, Матвей Багров, захотел этого!
   – Чушь! Я пришел сюда сам! – вспылил Мефодий. Пожав плечами, Багров сунул руку в карман и, достав что-то, бросил Мефодию под ноги. Тускло блеснуло серебро. Едва увидев кость, Буслаев сразу узнал проклятую стрелку, которая вела его. Гнев охватил его. Все это время он плясал под чужую дудку, запыхавшись, бежал по указке проклятого некромага, как котенок за бумажкой.
   – Ну а теперь ты должен умереть... – сказал Багров.
   Сказал устало, без вызова, словно о чем-то заурядном. Мефодий на миг ощутил пробежавший по спине холодок, но одна мысль, что он, Буслаев, позволит кому-то запугать себя, была так оскорбитель на, что Мефодий сразу вспыхнул.
   – Что, прямо сейчас? Но хотя бы пять минут у меня есть? – спросил он с издевкой.
   – Нет. Перед смертью не надышишься!
   – Мне просто интересно: ты пришел сам или тебя подослала трусливая валькирия? Ну, разумеется, она. Боится расплаты за Даф и Ирку! – презрительно уронил Меф.
   – Ирку? – удивленно переспросил Багров. – При чем тут Ирка?
   Едва он это сказал, у Мефа закружилась голова. Виски заныли от ломкой боли. Тайна валькирий охраняла свои дальние подступы. Багров, впившийся глазами в лицо Мефодия, истолковал это новое выражение как страх.
   – Трясешься, темный страж? Тем хуже! Если ни каких ценных добавлений у тебя нет – приступим. – сказал он брезгливо.
   Багров распахнул куртку, и Мефодий внезапно увидел в его руках саблю. Гарду образовывала крестовина с тремя дужками. Две боковые ответвлялись от передней и, изгибаясь, вновь соединялись с крестовиной. Передняя дужка отходила от крестовины под прямым углом, защищая кисть. Конец крестовины был закруглен и слегка загнут вниз.
   Быстро взглянув на оружие истинным зрением, Мефодий определил, чего сабля вполне обычная, лопухоидного происхождения. Правда, клинок слегка серебрился.
   Похоже, на режущую кромку было наложено заклинание. Кроме того, внутри рукояти находилось нечто, что не просвечивалось даже истинным зрением. Это открытие немного встревожило Мефа. Он привык, что истинное зрение помогает постичь природу всех предметов. Уже одно существование исключений неприятно настораживало.
   – Надеюсь, ты знаешь, что это такое? – поднимая саблю, поинтересовался Матвей у Буслаева.
   – Откуда? Я первый раз вижу легкую кавалерийскую саблю образца 1809 года. Клинок стальной искривленный однолезвийный, с широким долом, – Уронил Мефодий.
   Арей есть Арей. Его науку не забыть. Бывало, в кабинете он раскладывал на столе, полу, стульях десятки клинков – сабель, полу сабель, шпаг, рапир, мечей, эспадронов – и рассказывал Мефу о каждом, заставляя определять его на ощупь, с завязанными глазами.
   – Такой мухобойкой хорошо работать с коня, а вот пешим не очень-то... Надеюсь, ты взял с собой Надувную лошадку? – продолжал Меф.
   – Хватит болтать! Ты начинаешь? – с раздражением отвечал Багров, взмахнув клинком перед самым носом у Буслаева.
   Тот слегка отстранился и попытался удержать лезвие взглядом. Бесполезно. Его взгляд, способный затормозить даже автобус, здесь был бессилен. Серебрящийся магией клинок выскальзывал, рассекая силу взгляда Мефодия, как струю воды.
   – Не знал, что некромаги предпочитают холодное оружие, – процедил Буслаев.
   – Я исключение. Я мог бы убить тебя на расстоянии. А мог бы вблизи. Недавно я был у тебя дома. Ты был в моих руках. Однако я не из тех, кто убивает тайно, – заметил Матвей.
   – Угу. Особенно интересно про «на расстоянии»! И как бы ты это сделал? Вылепил бы мою фигурку из мясного фарша, покрыл клеем ПВА и стал бы вгонять иголки? – насмешливо сказал Меф. Однако насмешка прозвучала неестественно. Известие, – что некромаг был у него дома, ошеломило Мефа.
   – Можно и так. А можно и так!
   Багров быстро сжал левую руку, и Меф ощутил, как незримые пальцы впились ему в горло. Он закашлялся, попытался сорвать их, но душащая его рука была неосязаема. Задыхаясь, Меф все же сумел от бросить Багрова на метр вспышкой гнева. Невидимые пальцы на его горле разомкнулись.
   – Как видишь, можно обойтись и без мясного фарша. Если, конечно, не считать того, что я настрогаю саблей! – сказал Матвей.
   Он вновь вызывающе взмахнул саблей, точно желал отсечь Мефу кончик уха. Буслаев все еще колебался, обнажать ли меч. Он ощущал, что на этот раз клинок не захочет погрузиться в ножны, не отведав красной росы. Как ни странно, к этому странному парню, инициалы которого были такими же, как его собственные, МБ – Матвей Багров, – он не испытывал ненависти и не желал его смерти.
   – Лопухоиды. Они не должны видеть, вспомнил Меф, кивая на дом.
   Багров усмехнулся.
   – Отговорки ищешь? Они ничего и не увидят. Единственный не в меру любознательный человек, глазевший на нас из окна, отправился в аптеку за каплями. У него внезапно обнаружился конъюнктивит! Да еще какой! Глаз нельзя было разлепить.
   – Так ты и об этом позаботился, некромаг? Значит, не пропустишь меня без боя? Мне нужна валькирия, а не ты! – спросил Мефодий.
   – Нет. Ты тупой, если до сих пор этого не понял! – сказал Багров.
   Решившись, Меф отступил и извлек меч. Его клинок оказался на добрых двадцать сантиметров длиннее сабли Багрова.
   – Не смущайся! Именно столько я отсеку от твоей руки в бою, чтобы они сравнялись, – успокоил его Матвей.
   Меф кивнул, принимая это к сведению.
   – Погоди! Прежде, чем мы начнем, я должен знать, где найду валькирию, когда ты умрешь.
   – Ты много хочешь. Когда бой завершится, я принесу ей твою голову. Это будет достойный подарок, Я так решил, – отвечал Багров.
   – Прекрасно. Но вдруг сложится иначе– быстро спросил Меф.
   – Если будет иначе, – ищи ее сам. Я ее не выдам! А теперь умри! – крикнул Матвей и с яростью бросился на Мефодия.
   Тот едва успел отразить удар и, убедившись, что в защите ему не отсидеться, нанес свой – длинный, рубящий. Багров ушел от него и отступил с асфальтовой дорожки на траву, сменив тактику. Теперь он действовал осмотрительнее. Быстро перемещаясь вокруг Мефодия, он выбирал удачный момент для атаки и изредка пытался нанести жалящий, внезапный укол. Пользуясь длиной меча, Меф попытался стреножить некромага, рубанув по голени, но Багров, подпрыгнув, пропустил меч под собой и резко пошел на сближение. Меф тоже ринулся ему навстречу. Встретившись, грудь с грудью, они оказались так близко, что невозможно было нанести удар длинным клинком.
   На короткое мгновение Меф увидел совсем близко рысьи зрачки некромага. Зрачки сужались, будто желали вообще исчезнуть. Это было жутко, точно вода, вращаясь, всасывалась в захлебывающийся от жадности омут. Буслаев чутьем ощутил, что, когда они совсем сузятся, ему будет так больно, что от боли он сможет потерять контроль над собой.
   Меф действовал экспромтом, по мгновенному наитию, как в драке за школой. Схватив Багрова за одежду свободной от меча рукой, он резко боднул его лбом в нос.
   Из носа хлынула кровь. Отскакивая, Багров все же успел хлестнуть Мефа эфесом сабли по лицу и этим помешал ему сразу атаковать. Будь иначе, некромаг сразу бы нарвался на рубящий удар.
   После удара эфесом сознание Буслаева померкло и помутилось. Но не потому, что удар эфеса был сильным. То, что находилось внутри сабельной рукояти, атаковало его тяжестью страшной памяти. Мефодию почудилось, будто сто веков нахлынули на него в один миг.
   Он ослеп, оглох, потерял ориентацию, почти забыл, где он и кто он. Чужая ярость, ненависть и боль, вторгшись в мозг, попытались растворить его память.
   Запоздало Мефодий осознал, что было внутри рукояти. Маленький обломок кости одного из тех страшных, многоруких гигантов, что были творением Геи и бросили некогда вызов языческим богам.
   Но искра сознания, совсем крошечная, все же продолжала тлеть. И этой искры оказалось достаточно, чтобы заставить руку с мечом подняться и вслепую, наугад, сделать выпад навстречу ринувшемуся в атаку некромагу. Клинки столкнулись. И тут, словно почувствовав, что на хозяина в данный момент полагаться не стоит, меч Мефодия сделал невероятное. Он изогнулся, точно кнут, змеей обвился вокруг сабли и свободным концом вошел Багрову в сердце. Тот свалился на траву, как подкошенный, не издав ни звука.
   Не подозревая, что бой уже закончен, Меф вслепую нанес еще несколько ударов прежде, чем споткнулся о лежащее тело и упал. Пытаясь подняться, он нашарил рукой чье-то лицо, волосы и закричал, зрение его прояснилось. Меф увидел Багрова, лежало на боку. Его пальцы продолжали сжимать рукоять сабли, Мефодий с ужасом смотрел на меч в своих руках. Перевернув Багрова, Меф увидел узкую, по ширине клинка, рану прямо против сердца. Меч света прошедший множество перерождений, с каждым из которых становился все темнее, разил наверняка.
   «Вот и я как этот меч», – подумал Мефодий. Он понял, что только что сделал еще один крупный шаг по дороге к абсолютному мраку. Еще одна заповедь нарушена.
   Только что он убил человека. Его грядущее неотвратимое «я» – с высокими залысинами, со сколотым передним зубом, с мертвыми, как черные колодцы, глазами ухмыльнулось ему со дна памяти.
   Услышав шорох, Мефодий быстро повернулся. Там, где асфальтовая дорожка искривлялась, в куцей сирени, которая только собиралась еще взорваться пахучими цветами, копошились серые фигуры.
   – Тюрба! Веройса! Менронда! Керенга! Фурабра! Айлайпу! Жыржа! Дадаба! Юлът! Байтуй! – зашептали кусты.
   Две старые ведьмы Менронда и Айлайпу быстро приблизились к Мефу на четвереньках, точно обезьяны, опираясь о землю длинными пальцами рук.
   – Бус-слаев убил некромага. Мы гордимся то-бой! Мы раз-зберем его на ч-час-с-сти. С-с-свежие ор-рганы... – заурчали они, потянувшись к лежащему неподвижно Багрову.
   Мефодий внезапно сообразил, что ведьмы были здесь с самого начала, следя за схваткой. И случились так, что на месте Матвея на земле лежал бы он, Меф, они с такой же жадностью разодрали бы на и его тело.
   – А ну, прочь отсюда! Прочь! – крикнул он, замахиваясь на них мечом.
   Мерзкие старухи злобно покосились на него и, осыпая Буслаева укорами, отползли в кусты.
   – Клянусь Черной Луной, что отдам свету истинное имя той из вас, кто коснется его первой! – пригрозил Мефодий.
   Клятва эта была серьезна. Раз дав ее, уже невозможно было ее нарушить. И там, в кустарнике, это отлично осознавали. Серые фигуры задвигались, сердито забормотали и сгинули. Напоследок одна из ведьм, кажется, Жыржа, высунулась из сирени по пояс и, размахнувшись, кинула что-то в его сторону.
   – Отомс-с-сти за Йору! Отомсс-сти! – прошипела она.