Глава третья.
ЗОВЫВ ШРОНЕБ ЛОПЧНО

   Ты повзрослела. И поумнела. И погрустнела.
   Обычная лестница из трех ступенек.

Фраза из ненаписанного письма

   – С меня обед. Пошли куда-нибудь сходим! – сказал Матвей после тяжелейшей из тренировок, когда у Ирки в запястьях поселилась мертвящая тяжесть. С правой руки еще понятно, но зачем метать левой, когда пальцы сводит судорога?
   – Не пойду, – проговорила Ирка. – Я хочу упасть и уснуть. Больше ничего.
   – Я знаю, что ты устала... Но тело – тот еще союзник. Оно мечтает только есть и спать, а попутно поскорее ослабеть, состариться и сдохнуть. Не думаю, что надо слишком уж спешить навстречу его Желаниям, – безжалостно сказал Багров.
   Ирка вздохнула. Она была вконец измотана. Измотана даже для того, чтобы выслушивать умные и правильные вещи.
   Ну ладно еще физические тренировки или десятикилометровый забег по пересеченной местности, когда выматываешься настолько, что сам не понимаешь, то ли ты бежишь навстречу деревьям, то ли они прыгают прямо на тебя невесть откуда. Намного больше Ирка ненавидела то, что Багров называл «душедробилкой».
   Внешне это было просто. Багров, слегка уставший, вальяжный, сидел на бревне или стоял, привалившись спиной к дереву. Изредка большим и указательным пальцами он пощипывал себя за переносицу, близко ко лбу, как человек, у которого немного болит голова. Была у него такая привычка. Когда он поднимал руку, на запястье поблескивал браслет. Тот самый, что, делая его удачливым, раздвигал несчастья, повисавшие над ним дамокловым мечом.
   – Готова? – спрашивал он спокойно.
   – Да, – отвечала Ирка, стараясь, чтобы в голосе прозвучала уверенность, которой не было в мыслях.
   Багров, прекрасно ощущавший зазор между реальным и мнимым, улыбался краем рта и подавал знак. Ирка раз за разом начинала отрабатывать какое-либо движение. Ну, скажем, наносила копьем серию быстрых уколов, которую завершала решительным и мощным выпадом.
   Матвей неотрывно смотрел на нее. Через какое-то время Ирка, до того спокойно наносившая уколы, начинала испытывать тревогу. То ей мерещилось, что за ее спиной кто-то стоит. Она резко оборачивалась, но зачерпывала взглядом лишь пустоту. То чудилось, что тело охвачено огнем, – и лишь продолжая наносить копьем уколы, она убеждалась, что это иллюзия. То охватывала уверенность, что Бабаня некогда поломала ей позвоночник специально, с дальновидной целью, и надо немедленно пойти и заколоть ее, и что тогда, возможно, родители оживут. Да-да, оживут, потому что они и не умерли вовсе, а превращены мерзкой ведьмой в цветок и в фарфоровую фигурку собаки в спальне. Ирка, счастливая шизофреническим своим знанием, начинала уже идти в осененное надеждой никуда и останавливалась, лишь наткнувшись на насмешливый взгляд Багрова. Матвей успокаивал ее, приказывал взять себя в руки и... принимался за пытку снова.
   Иногда бывало хуже – переставало хватать воздуха. Она начинала задыхаться. Хотелось упасть на колени и умереть, тихо и безмолвно, а надо было раз за разом продолжать наносить эти проклятые уколы. Самое простое движение становилось бессмысленным, тяжелым и нелепым, и нередко бывало, что Ирка роняла копье и без сил сползала на землю. И вновь вставала, слыша смех Багрова.
   – Ничего не поделаешь, валькирия! Возможно, я жесток, но это излюбленный способ атаки темных магов и стражей. Если противник силен, они не нападают открыто и предпочитают измотать его. Истомить невыполнимыми желаниями, растревожить надеждами, разогреть искушениями до состояния расплавленного металла и затем резко бросить в холод отчаяния и депрессии. Поверь, самые стойкие души лопаются тогда как стекло.
   – И что же делать? – спрашивала Ирка, ощущая полную бесперспективность борьбы с собой.
   – А ничего! Просто закусить губу и идти вперед. Прошибать стены лбом, оторвать безысходности мягкие лапки и засунуть их в черное хавало отчаяния. Видеть цель и ничего, кроме цели, – отвечал Матвей.
   Так было уже десять месяцев подряд, изо дня в день, непрерывные испытания духа и тела. Выходные отсутствовали. Багров вслед за своим учителем Мировудом любил повторять, что у сердца отпуска нет, а раз так, то надо брать с него пример.
   Как бы там ни было, а тяжелые тренировки шли Ирке на пользу. Порой она с удовольствием ощущала, что многое уже получается и, пожалуй, тому, кто встретится с нею в бою, придется несладко.
   – А с драконом я могла бы справиться? – спросила она однажды после особенно удачного броска, когда ей с завязанными глазами удалось поразить копьем монету, которую Багров подбросил в небо в сотне метров от нее.
   Багров оценивающе посмотрел на нее. Причем, как показалось Ирке, оценивал он не столько ее физическое состояние, сколько не сошла ли она с ума.
   – Очень сомнительно, – сказал он.
   – Даже если я стану хорошим воином?
   В глазах у Багрова мелькнула озорная чертинка.
   – Драконы по определению питаются хорошими воинами. От плохих у них изжога.
   – А есть у меня шанс когда-нибудь нарваться на дракона?
   Матвей пожал плечами.
   – Не исключено, хотя последнее время для боевых операций они редко используются. В лопухоидный же мир драконов давно не берут. Берегут хрупкую психику зверушек. Автобусы и всякая прочая механическая нежить плохо влияют на пищеварение... А теперь за работу! Солнце еще высоко, до вампиров еще далеко.
   Кроме «душедробилки», превращений и приевшегося метания копья существовали многочисленные упражнения ума вроде интуитивного разгадывания рун или перстневой магии. Порой Ирка зубрила и магические заклинания. Зачем – непонятно. Матвей утверждал, что у валькирии они не сработают, однако Ирка не могла остановиться. Как патологическая отличница, они пожирала знания в любых количествах и без хлеба. Бабаня, помнится, шутила, что окажись Ирка на необитаемом острове, из книг имея лишь телефонный справочник, она от нечего делать принялась бы заучивать телефоны наизусть.
   «Образование – это то, от чего всю жизнь уворачиваешься, но что в результате все равно налипает», – думала временами Ирка.
   Но вернемся к текущей минуте. Хотя Ирке и не хотелось никуда идти, Багров настойчиво приглашал ее обедать.
   – Задобрить хочешь? – поинтересовалась Ирка.
   – Да нет. Просто накормить. И самому перекусить.
   – А деньги у тебя есть?
   Багров даже не попытался ради приличия сунуть руку в карман.
   – Деньги? Какой уважающий себя маг станет носить с собой деньги? Я же не светлый страж из Эдема, с детства контуженный хорошими манерами.
   – И как мы выкрутимся? Пойдем по следам Эссиорха? Будем выискивать неудачливые котлеты, которые уже свалились с вилки, но еще не пола, где их поджидают коварные микробусы? – спросила Ирка, знавшая об этом от самого хранителя.
   – Неудачливые котлеты оставим Эссиорху. Я придумал кое-что получше! – сказал Матвей.
   – Опять расплатишься заклинанием «отвяум отменяум»? Или заставишь официанта отсчитывать тебе сдачу с конфетного фантика? – поинтересовалась Ирка, вспоминая их последнее посещение общепита.
   – Он сам нарвался. Никто не просил его интересоваться, где наша мамочка и кем мы друг другу приходимся. Я всего лишь поставил его на место, – сухо ответил Багров.
   Лицо его стало холодным и неприятным, как в день, когда он едва не устроил несчастному официанту сердечный приступ и, с трудом остановленный Иркой, все же отыгрался в финале, заставив бегать по всему залу за сдачей с фантика.
   Сегодня у Багрова явно был другой план. Он решительно вел Ирку по лабиринту переулков.
   – Куда мы идем? – спросила Ирка.
   – На северо-восток, – лаконично ответил Багров.
   – Хм... И долго еще?
   – Двенадцать воплей светлого мага, который попал себе молотком по ногтю, – охотно пояснил Матвей.
   Больше Ирка вопросов не задавала. Во всяком случае, до тех пор, пока минут пятнадцать навстречу им не выскочил ресторан «БАГРОФФ».
   – Ты пришел сюда, потому что ты тоже Багров? – поинтересовалась Ирка.
   – Именно. Если носишь родовую фамилию, ее надо оправдывать.
   Багров толкнул дверь, строго посмотрел на гардеробщика-тире-швейцара-тире-охранника-тире-еще-кого-то-там в одном лице, который хотел вякнуть что-то на тему скокалетанубрысьотсюданадосовестьзнать, но отчего-то передумал и торопливо отодвинулся в тень фальшивой пальмы, пытаясь спрятаться за ее волосатым стволом. Позже, особенно в дружеском кругу, особенно приняв на грудь белой прозрачной, он многократно задавался вопросом, что заставило его так поступить, но ответа не было, и лишь грустное мычание вырывалось тогда из широкой груди его.
   Ирка и Матвей поднялись на второй этаж по винтовой лестнице, где официантка со скучающим лицом подала им меню. Матвей небрежно просмотрел дутые вычурными шрифтами страницы и заказал:
   – Саворен с французскими фруктами. Осетр а-ля Рус… Девушке шофруа из перепелов со страсбургским паштетом... будьте любезны.
   Изумленная официантка хотела выронить карандаш, но вместо этого обозлилась и посоветовала:
   – Хочется посмеяться – своди девушку в цирк!
   Пожав плечами с благородным негодованием, Матвей молча показал на длинную вывеску, утверждавшую: «У нас есть все! Найди в меню то, чего нет» – и получи бесплатный фирменный обед».
   Затем, так же молча, Багров вручил девушке меню. Среди скучных, заезженных строк, знакомых ей до чертиков и сообщавших о свинине по-немецки и салате «Праздничный», выделялась страница, способная растревожить воображение самого бывалого гастронома:
   1) Пирожки:
   Риссоли-шассер
   Тарталетки Монгля
   Стружки перигор
   Балованы финансъер
   2) Шофруа из перепелов
   со страсбургским паштетом
   Соус провансаль
   3) Осетры а-ля Рус на Генсберне
   СоусАспергез
   4) Пунш мандариновый
   5) Жаркое:
   Фазаны китайские
   Рябчики сибирские
   Куропатки красные
   Пулярды французские
   Цыплята
   Салат рамен со свежими огурцами
   6) Саворен с франиузскими фруктами
   7) Мes атis
   Конфекты
   Заметив, что Ирка ничего не понимает, Матвей сунул ей другую кожаную папку и ногтем отчеркнул нужный текст.
   – Где ты его взял? – шепнула Ирка.
   – Это меню торжественного обеда, данного в «Славянском базаре» 5 ноября 1901 года, – так же тихо отвечал Багров.
   – И куда катится человечество? От всего этого великолепия остался только соус провансаль. И тот сделался майонезом, – заметила Ирка.
   Ознакомившись с этим изумительным меню, официантка вскинула недоверчивые глаза на Багрова.
   – В чем дело? – спросил он строго. – Ресторан для официанта, паровоз для машиниста?
   Проснувшись, девушка схватила папку и унесла свое недовольство жизнью на кухню.
   – Когда очнетесь, два фирменных обеда, пожалуйста! – напомнил ей вслед Матвей.
   У дверей кухни обозначилась веселая суета – мелькнул повар не в белом, а в синем каком-то колпаке и замахал руками. На его зов, дробно стуча серебряными копытцами, заспешили две официантки из верхнего и одна из нижнего зала. Суета переросла в легкую панику, когда на столике у кухни выросла целая стопка меню со всего ресторана.
   Расталкивая участливые головы официанток околпаченной макушкой, повар принялся недоверчиво сравнивать все меню одно за другим. Результат оставался для Ирки тайной до тех пор, пока повар не подпрыгнул и, сердито буркнув что-то, не скрылся на кухне.
   – Думает, что вклеили страницы... До чего же скучны и подозрительны люди! Пройди для них по воде, и они тотчас заявят, что под водой была песчаная мель, а то и скрытый деревянный настил на якорях, – заметил Багров.
   Вспомнив, что обещанного три года ждут, а халявы – так и все четыре, Матвей стимулировал кухонный энтузиазм заклинанием. Это возымело эффект, и вскоре на столе возникло два долгожданных обеда. Повар и официантки, вытянув лапки, как те послушные еноты, которые сами себя освежевали, стояли и смотрели на них со слезливым умилением. Матвей произнес еще одно заклинание, и они в счастливой задумчивости разбрелись на все четыре стороны, не замечая дверей и лестниц.
   – Слушай, – спросила Ирка, кромсая тупым ножом венскую колбаску, – а почему нельзя было Просто телепортировать два обеда в парк? Э?
   Матвей свернул салфетку подзорной трубой и сквозь нее стал разглядывать Ирку.
   – И это говорит мне валькирия! Кошмар! – сказал он, улыбаясь.
   Улыбка у него была открытая и хорошая. Ирка ее любила. А вот ухмылку... ухмылку она совсем не любила. Да и усмешку, пожалуй, тоже. В ней было нечто снисходительно-высокомерное, о чем сам хозяин, должно быть, и не догадывался даже.
   – Почему кошмар?
   – Банальная телепортация обедов – это воровство. Воровать же против моих правил, – сказал Багров.
   – А это не воровство? Явиться в ресторан и переделать все меню? Багров вздохнул.
   – Так прорисовывается нечто хотя бы минимально величественное. Хотя бы мошенничество с театральным уклоном...
   – А если магические продукты?
   – Ну уж нет... Уволь! Магические продукты – это для мечтателей. Одна сплошная иллюзия.
   – Я мечтательница, – сказала Ирка.
   – Возможно. Но не твой желудок. Он-то практик, – пояснил Багров.
   Ирка хотела заявить, что и желудок у нее такой же мечтатель, как и она сама, и вообще садовник с яблони далеко не падает, но случайно перевела взгляд чуть в сторону. Вилка ее звякнула о тарелку, так никогда и не пронзив маленький маринованный помидор. Почудилось ей, будто в стеклянной блестящей вазе, где одиноким холостяком обитал искусственный подсолнух, мелькнуло отвратительное, жуткое лицо с резкими чертами. Лицо страшное и асимметричное. Одна половина была раздута точно флюсом, другая же ссохлась, как у мумии. Сквозь прорвавшуюся ссохшуюся щеку желтели неровные зубы.
   Ирка обернулась, смутно надеясь, что это обычная игра отражений и страшное лицо окажется на деле милой морденцией одного из кухонных обитателей. Но нет... За спиной у нее никто не стоял. Съежившееся лицо нехорошо ухмыльнулось, на мгновение высунуло из вазы палец, начертило что-то в воздухе и растаяло. Там же, где в рамках с морскими пейзажами бодро плескались корабли, теперь сияли золотистые буквы готических очертаний:
   РОКОС.
   Видя, как исказилось лицо Ирки, Багров повернулся, однако буквы уже растаяли, и коварная ваза выглядела заурядно, как математический гений на конкурсе строя и песни.
   – Что там было? – спросил Багров.
   Ирка повторила надпись на салфетке, стараясь воспроизвести не только само слово, но и его очертания.
   – Рокос? – задумчиво повторил Матвей. – Рокос – слово ночного языка. Означает «скоро». Ночной язык любит изломанные слова.
   – А кто говорит на ночном языке?
   – Многие. Само по себе слово еще не указывает на кого-то конкретно, – осторожно отозвался Багров.
   – А если это послание от других валькирий? – предположила Ирка.
   – Исключено. Валькирии не пишут готикой. Этот шрифт не для созданий света, – уверенно сказал Багров.
   – А ты можешь узнать, кто был там? В вазе?
   – Не уверен, но попытаться можно. Дай-ка еще раз взглянуть!
   Тщательно изучив буквы, Матвей небрежно бросил салфетку в пепельницу, прищурился, и салфетка рассыпалась холодным пеплом. Далее Багров повел себя еще загадочнее. Взял из тарелки куриную кость, дохнул на нее и положил на стол. Затем взял еще несколько костей и последовательно проделал с ними то же самое. Горка костей на накрахмаленной скатерти выглядела странно, однако Багрова это не смущало.
   Махнув рукой, он экранировался от остального зала и начисто стер всю память о себе в сознании лопухоидов. Теперь для всех случайных зрителей их стол был пуст, однако официантке даже в голову не могло прийти посадить за него кого-то другого.
   – Зачем ты набросал костей? – спросила Ирка.
   – Не мешай! – сквозь зубы ответил Матвей.
   Под его взглядом кости начали мелко подрагивать и рассыпались в костяной порошок. Коснувшись порошка перстнем, Багров пробурчал что-то себе под нос. Красная искра, скользнув по перстню, сделала сероватый порошок вязким. Смесь вспузырилась. На краях выступила мутная пена, похожая на мясную накипь.
   Однако Багров остался недоволен. Ирка услышала, как он буркнул: «Мало влаги!» Брезгливо отодвинув локоть от расползавшейся пенной лужи, он взял стакан с минералкой и, высоко держа руку, уронил в порошок несколько капель воды.
   Там, где вода попала в пену, что-то забурлило. Мутный и грязный фонтанчик брызнул в потолок. Опасаясь, что ее намочит, Ирка поспешно отодвинулась вместе со стулом. Костяной порошок кипел. Из центра лужи наверх тянулось нечто, покрытое липкой пеной.
   Ирка с ужасом различила голову, ноги, руки. Фигура распрямлялась, росла, пока не стала наконец Размером с безымянный палец. Все было смазанным и клейким. Кое-как вылепленная голова не имела ни глаз, ни ушей. Но главное было очевидно: перед ними стояло нечто живое. Знаком потребовав у Ирки, чтобы она молчала, Багров обратился к существу:
   – Костяной человек, ты слышишь меня? В слепой голове появилась короткая трещина, открывавшаяся и смыкавшаяся при каждом слове.
   – Слышу! – сипло отозвалось существо.
   – Кто я? – продолжал Багров.
   – Ты мой повелитель. Я твой раб.
   – Чего желаешь ты, раб?
   Клейкий рот с усилием разомкнулся:
   – Я хочу, чтобы ты позволил мне уйти. Я вновь хочу стать ничем.
   – Почему? Что в этом хорошего? – забыв о предупреждении, спросила Ирка.
   Багров предупреждающе толкнул её коленом, однако было поздно. Костяной человек повернулся на звук Иркиного голоса.
   – Мне больно быть чем-то. Больно жить и думать. Позволь мне стать ничем, хозяйка?
   – Разве цель в том, чтобы стать ничем? – не поверила Ирка.
   – Счастье в отсутствии памяти. В полном исчезновении. Почему кричит младенец? Ему больно. Он не хотел приходить в этот мир. А я хочу из него уйти!
   Гомункул поднял руку. Его высыхающие пальцы осыпались на стол костяным порошком.
   – Они уже свободны, – чувствуя это, завистливо просипел костяной человек. – А теперь я хочу быть свободен весь. Кто ты, вопрошающая? Обладаешь ли ты властью отпустить меня?
   Ирка растерялась, не зная, надо ли отвечать. Багров своеобразно пришел ей на помощь. Мгновенно свернув салфетку, он всунул ее Ирке в рот тугим шариком. Все произошло так быстро, что Ирка успела лишь негодующе замычать.
   – Властью отпустить тебя обладаю лишь я. Ответь на единственный вопрос – и можешь вновь стать ничем, – сказал Багров.
   – Да, повелитель. Пусть будет, как ты пожелаешь. Только поспеши. Мне больно жить, – смиренно отвечал костяной человек. Его рука осыпалась до локтя.
   – На стене мы видели слово «рокос», что значит «скоро». Кто написал его и чего он хочет? – спросил Багров.
   Гомункул усмехнулся. Во всяком случае, это можно было истолковать так, ибо трещина его рта пошла вниз.
   – Ты солгал, повелитель, – сказал он.
   – Солгал? – возвысил голос Багров.
   – Ты сказал: мы видели буквы. Ты не видел их. Тот, кто писал их, писал их не для тебя. От тебя лично, юный волхв, он ничего не хочет, – отвечал костяной человек.
   Он стал как будто меньше ростом. Ирка увидела, что колени его осыпаются, обращаясь в костяной прах. Время истекало. С разрешением или без него гомункул все же уходил в свое блаженное ничто. Существо чувствовало это и нарочно шевелилось, спеша рассыпаться быстрее.
   – Кто он? Чего хочет? Торопись, или я вновь воссоздам тебя, не дав тебе уйти, – пригрозил Багров.
   Ирке показалось, что гомункул испугался.
   – Только не это! Я не хочу рождаться вновь... Это так больно и так бесполезно. «Рокос» писался для той, кто молчит и боится меня. Для глупой молодой валькирии, которая думает, что мне мало ее голоса, чтобы знать всё! – прошамкал костяной человек.
   – Кто он, написавший «рокос»? Враг, друг?
   – Враг.
   – Чего он желает от валькирии?
   – Ее смерти. Тому, кто написал «рокос», нужен архей валькирии.
   – Арх... что? – изумилась Ирка, языком выталкивая салфетку.
   Прежде она слышала лишь об эйдосе. На этот раз Багров даже минимально не стал церемониться и щелчком пальцев заморозил Ирке язык.
   – Где искать врага, чтобы найти его первым? – быстро спросил он.
   – Найти врага первым невозможно. Она сама найдет валькирию, когда... – прошуршало существо.
   Фраза так никогда и не была закончена. Гомункул рассыпался. Лишь серая кучка праха лежала на скатерти. Багров поднял перстень, чтобы вновь оживить ее, но искры погасали, едва коснувшись пепла.
   – Ну вот, не получается... Загробный мир считает, что дал нам все ответы... И зачем надо было дважды влезать в разговор? Еще немного – и он рассказал бы нам все! Ну зачем ты влезла, скажи, зачем? – хмурясь, сказал Багров.
   Ирка умоляюще замычала.
   – Что, звук не работает? А по мне так даже лучше. Женщины с отключаемой речью – венец генной инженерии, – сказал Багров, однако речь ей великодушно вернул. – Так и быть: можешь конвертировать золото молчания в серебро слов. Какой у нас нынче курс? Одно «м-му» на три вяка? – поинтересовался он.
   Ирка бросила в него хлебом. Она была сердита как пчела, получившая в глаз от осы из-за всяких шмелиных дел. Хлеб отскочил и, упав в костяную муку, мгновенно покрылся могильной зеленью. Ирка вскрикнула. Услышав ее крик, прах превратился в змейку, которая быстро поползла по складкам скатерти к валькирии. Багров спокойно поймал змейку, встряхнул ее – и вот уже на столе ничего нет, кроме знакомых куриных костей.
   – Мерзость какая! – с трудом выговорила Ирка.
   – Ты испугалась. Простейшая реакция на страх, – пояснил Багров.
   – Я не о змее. О вызове гомункула! Матвей удивился.
   – В самом деле? Рядовая некромагия. Отнюдь не самый страшный ее ритуал. Но все равно сожалею, что ты это видела. Если бы не ограничения, я сделал бы это без тебя.
   – Какие ограничения?
   – Мы должны были сотворить гомункула как можно скорее, пока твои впечатления еще свежи, возможности костяных людей не безграничны. Зато теперь мы знаем, что у тебя есть враг. Он...
   – Она... Это была она... В последней фразе гомонкул называл ее именно так... Багров не спорил.
   – Возможно, и так, – сказал он.
   – Что такое архей? – спросила Ирка.
   – Слово со множеством значений. У масонов архей – нематериальное тело, которое мы создаем своими хорошими и не очень делами. Кроме того, еще есть архей – духи жизни. Есть архей – жизненная сила. Подозреваю, той, кто написала «рокос», архей нужен в этом последнем смысле.
   – Зачем?
   – Ты никогда не замечала, как стремительно перемещаются маленькие дети? С каким бесконечным транжирством они расходуют энергию? Глазами не уследишь. А вот дряхлый старик. Сидит на скамейке, греется на солнце, и жизнь в нем едва тлеет. И если посмотреть ему в глаза – там нет даже мысли. Одно спокойное ожидание, когда нужно будет собираться в дорогу, – заметил Багров.
   Он просыпал на стол соль и задумчиво чертил по ней длинным ногтем мизинца какие-то знаки.
   – Обычная история. Старость. Тело обветшало, – сказала Ирка.
   – Понятно, что обветшало. Ни один хлам не служит вечно. Но тут другое. У упомянутого старика иссяк архей. Археи, духи жизни, что метались прежде в крови, горяча ее, больше не делают этого.
   – Знаю. Эдя говорил как-то, что люди не умирают. В них просто садятся батарейки, – вспомнила Ирка.
   Отчасти подражая Багрову, она тоже просыпала соль и стала водить по ней ногтем. Не то чтобы рисовала руны, а так, без особого смысла.
   Матвей быстро вскинул голову.
   – Что за Эдя? – спросил он с внезапным любопытством.
   – Дядя Мефодия.
   Багров вытянул губы трубочкой и недоверчиво присвистнул. Он умел это делать так, что даже и без всяких слов собеседник ощущал себя ниже любого фундамента.
   – Это точно говорил Эдя? Не маг-фальсификатор Заратустра? – быстро уточнил он.
   – Именно Эдя.
   – Этот Эдя не дурак. Совсем не дурак. Не знай я, что он лопухоид, я заподозрил бы, что ему знакомы кое-какие откровения, – кивнул Багров.
   Взгляд его скользнул по столу и внезапно остановился на том, что чертила на соли Ирка.
   – Что ты делаешь? – спросил он резко.
   – Я? Ничего. А что?
   – Посмотри, что ты написала!
   – Где? Я вообще ничего не писала!
   – Да?! Это еще интереснее, потому что что-то определенно написано.
   Ирка уставилась на соль и нервно отдернула мизинец.
   – Гот мертис! – с удивлением прочитала она. – Ну и что? Это же просто буквы!
   Матвей задумчиво постучал себя пальцами по худой ключице. Кость отозвалась глухим звуком.
   – Буквы? Ну-ну! «ГоТ МеРтИс» – готовься к смерти. Ночной язык.
   Ирка пугливо подула на соль. Ведь это могло быть просто совпадение, не так ли?
   – Я не знаю ночного языка! – сказала она.
   – Разумеется, нет. Кто-то воспользовался тем что твои мысли были далеко. Ты не задумывалась, что делает твоя рука. Ну чертит по соли и чертит. Вот и результат.
   – Она контролирует меня? Управляет моим телом? – спросила Ирка с ужасом. Багров покачал головой.
   – Да нет же, говорю тебе. Дешевые фокусы когда мысль отвлекается, управлять рукой ничего не стоит. Кому-то очень хочется, чтобы ты утратила самообладание – всего-навсего.
   Ирка встала, едва не уронив стул. Если цель действительно была такой, то ее врагу почти удалось ее достичь. У лестницы она нервно оглянулась на вазу И вновь ей показалось, что в мирном обиталище подсолнуха что-то мелькнуло. Лицо? Световой блик? Подсвеченный квадрат окна? Это было неуловимо. Захотелось скорее вырваться наружу, на свежий воздух и увидеть небо. Небо всегда давало ей силы.
   Швейцаро-гардеробо-кто-то-там пасся внизу у пальмы и подобострастно помогал маленького роста дамочке надеть куртку из фальшивого леопарда заметив Багрова и Ирку, он озадаченно застыл и стал оттягивать от шеи воротник, ощутив тугую петлю беспокойства. Дамочка тем временем шарила сзади руками в надежде обрести рукава Один рукав она поймала-таки, а вот другой все ускользал Не замечая, гардеробщик все тянул куртку вверх, пока наконец птичий писк дамочки, чьи ноги были уже над полом, не вывел его из состояния задумчивости Ирка свободно вздохнула лишь на улице Багров спокойно шел рядом. Он двигался упруго и бесшумно, как кот.
   – Ну что? В «Приют валькирий»? – предложил он.
   Там, в укрытом в ветвях вагончике, они и жили за исключением тех дней, когда Ирка навещала Бабаню. Устроились они хорошо. Снаружи похожий на нелепый скворечник для скворцов-акселератов, внутри вагончик был очень просторен.
   Расширенный пятым измерением до размеров приличного дома, он состоял из общей гостиной, оружейной комнаты и двух спален. Ирка, всегда имевшая дизайнерскую жилку, с удовольствием экспериментировала с обстановкой, мебелью, цветом стен. Багров с мужской снисходительностью качался в гамаке, терпеливо снося все перестановки. Когда же Ирка просила его переставить мебель, он делал это щелчком пальцев. При этом не раз случалось, что тяжелые диваны взвивались в воздух слишком энергично, и Ирка возмущенно говорила: «А можно не психовать?»
   Один Антигон, тяжелый на подъем и обладавший железобетонными привычками, был недоволен частой сменой интерьера.
   – Кошмарный монстр не ожидал, что с ним поступят так по-свински благородно! – говорил он сердито.
   Демонстративно упрямясь, он отказывался ставить на ночь булаву в оружейную комнату, бросал камни из пращи на меткость, используя в качестве мишеней фарфоровые фигурки; вытирал пальцы о скатерть и сморкался в тяжелые гардины. За все эти поступки он был нещадно трепан за уши и один раз цинично обозван «замечательным человеком», после чего ушел в сладкое омерзение, из которого торчали ослиные уши запоя. И вот уже три дня от Антигона не было известий. Ирка была уверена, что он сидит где-нибудь на застекленной лоджии, зачерпывает перепончатыми пальцами забродившее варенье и сотрясает многоквартирный дом потусторонними подвываниями.
   Возвращаться в «Приют валькирий» сейчас Ирка отказалась. Внутреннее беспокойство не отпускало ее. То и дело она оглядывалась, косилась на прохожих, всматривалась в стены, готовая каждое мгновение извлечь из воздуха и метнуть сияющий дрот. «Туда... теперь туда...» – вел ее внутренний голос. И, оказалось, знал куда вел.
   Уже в первой подворотне, куда она свернула, подчиняясь интуиции, на стене у самой земли она заметила накорябанную надпись: «ГоДеСня юЧоНь, кИрИлаВа».
   – Сегодня ночью, валькирия! – перевел Багров.
   Надпись его явно заинтересовала. Бегло оглядев подворотню, он встал на колени и, предусмотрительно не касаясь букв, принялся разглядывать их.
   – Тебе ничего не кажется странным? – обратился он к Ирке.
   – Мне всё кажется странным, – нервно ответила она.
   – Всё – это не величина. Когда магу или стражу кажется слишком много, ему не кажется ничего! – одернул ее Багров. – Ты заметила, как низко она расположена? Человек моего роста смог бы сделать такую надпись, только если бы лег на живот, что само по себе крайне неудобно. Даже ребенок написал бы ее вдвое выше.
   – И кто это писал? Карлик? – спросила Ирка.
   – Не обязательно. Но одно ясно: это писалось существом, которое появляется из-под земли.
   Матвей встал и, отряхнув колени, еще раз оглядел арку. В глаза ему бросилась длинная трещина в асфальте, проходившая у стены дома.
   – Вполне возможно, что писавший появился оттуда, – сказал он, кивая на трещину.
   – Она же узкая, – сказала Ирка.
   – Не такая уж узкая. Она такая, какая должна быть. И взгляни, как глубоко ушли буквы в стену! На «С» и на «Ч» кровь. Кто-то царапал стену рукой. Раздирал камень голыми пальцами. Не чувствуя боли. Понимаешь, о чем я?
   Ирка покачала головой. Багров отколупнул от стены кусок штукатурки, повертел ее в пальцах и отбросил щелчком. Ирка ощутила, что он серьезно обеспокоен.
   – Твой недруг мертвяк или оживленец. А если допустить, что это еще и «она», все встает на свои места. Тебя преследует полуночная ведьма.
   Слово было произнесено. Ирка ощутила, как к ней тянутся мертвые скрюченные пальцы.
   – Полуночная ведьма? Зачем я ей? – спросила она.
   Багров недоверчиво улыбнулся.
   – Неужели ты не знаешь, что связывает валькирий и полуночных ведьм?
   – Нет.
   – Точно не знаешь? Никогда не поверю. Ты разыгрываешь!
   – Да не шучу я!
   – Ну хорошо! Это твоя ведьма, вышедшая на твой след. И самое досадное, что как бы мне ни хотелось вмешаться, я не смогу. Созданиям мрака не страшна некромагия, – сказал Багров.
   – Ты назвал ее моей ведьмой? Зачем я ей? – спросила Ирка с суеверным ужасом. Матвей перестал улыбаться.
   – Всякая сущность имеет свою тень... Но начать лучше издали. Свет и мрак всегда стремились к балансу сил. В результате, после множества стычек и кровопролитных магических войн, установилось идеальное равенство. Разумеется, какие-то колебания могли быть, но самые незначительные. Например, у света больше воздушной рати, а у мрака больше хмырей, циклопов-берсерков или комиссионеров. И вот, когда на сторону света перешли валькирии и своими внезапными огненными рейдами нанесли мраку несколько серьезных поражений, Тартар сильно задумался. Надо было чем-то ответить, но чем, как? Что противопоставить валькириям? Тогда-то и появились полуночные ведьмы, антиподы валькирий.
   – Появились? А до этого что, они соблюдали нейтралитет? – недоверчиво спросила Ирка, вспоминая раздвоенное лицо с порванной щекой и горящими глазами.
   – До этого полуночных ведьм вообще не существовало. Их сотворили стражи мрака. Отыскали среди множества томящихся в Тартаре ведьм тринадцать самых опасных и оживили их, собрав из частей мертвых тел. Всех полуночных ведьм тринадцать. Столько же, сколько и валькирий. Полуночные ведьмы ищут валькирий и, обнаружив, сражаются с ними. Другого способа получить архей и, следовательно, жизнь у них нет, – заметил Багров, носком ботинка сбивая со стены надпись.
   – Весело, – сказала Ирка хрипло.
   – Куда уж веселее! Мировуд рассказывал: если полуночная ведьма одерживает верх, она выпивает побежденного до капли. Его тело выглядит потом как шкурка от маринованного помидора, который опустошили через прокушенную в боку дыру. Любишь помидорчики?
   – С этой минуты терпеть не могу, – серьезно сказала Ирка.
   – Тебе повезло, что ведьма выследила тебя только сейчас. В день, когда мы с тобой впервые встретились, у тебя вообще не было бы ни единого шанса.
   – А сейчас шанс есть? – с надеждой спросила Ирка.
   – Я не гадалка, – уклончиво ответил Багров, и, взглянув на его лицо, Ирка поняла, насколько все серьезно.
   Матвей лег на живот и вновь заинтересовался щелью в земле. Из глубины поднимался едва заметный, прозрачный пар с трудноопределимым запахом. Ирка ощутила, как ее обдало чем-то холодным, подземным. Вначале пар вытекал медленно, неохотно но вдруг уплотнился и теперь вырывался толчками как завороженная глядела на него.
   – Пошли отсюда, скорее! – негромко приказал Багров.
   Он вскочил, взял Ирку под локоть и быстро повел ее, почти побежал, то и дело с беспокойством оглядываясь. Молодая валькирия тоже оглядывалась, хотя и не видела ничего опасного. За ними никто не бежал. Даже прохожие и те куда-то исчезли. Лишь бело-желтый туман, густея, скользил вдоль земли, перекатывался мутными шарами, похожими на клочья ваты.
   – Не останавливайся! И никакой магии, никаких дротов, никаких превращений, пока я не скажу! – нетерпеливо приказал Багров.
   – Почему?
   – Разве ты не видишь, что ползет за нами? – спросил Матвей с раздражением.
   Тут только Ирка сообразила, что было в тумане настораживающего. Он существовал на очень ограниченной площади. Узкий и длинный, он скользил за ними лишенным формы змеем, отставая шагов на тридцать. Пока что разрыв только увеличивался, однако ясно было, что они не смогут идти бесконечно. Сейчас или позже – он настигнет их. День клонился к вечеру, а там и ночь не за горами.
   Багров определенно что-то искал. Взгляд его быстро скользил по стенам домов и крышам.
   – С последней надписью все ясно. Ей нужно было задержать нас у щели, и она это сделала... Выпустила туман! – проговорил он с досадой.
   – Но зачем? Он усыпляющий? Ядовитый?
   – Нет. Но он способен отнять у нас магию. Выпить ее, вобрать... Любая магия, которую мы сейчас применим, будет впитана туманом до капли... Мало тумана не опасно. Однако если мы окажемся в центре облака, нам конец.
   – А если кинуть в туман копьем? – предложила Ирка.
   – Ну... если оно у тебя лишнее – тогда конечно. Почему нет? – сказал Багров, продолжая деловито оглядывать дома.
   Совсем близко Ирке почудился скрипучий смешок.
   – А где сейчас сама ведьма? – нервно спросила она.
   Багров пожал плечами.
   – Не знаю. Где-то там, – сказал он, кивая на асфальт. – Пробирается по ходам нежити так же быстро, как мы идем по поверхности. Земля, и особенно Верхнее Подземье – ее территория. Твоя стихия – небо. Чем выше – тем ты сильнее.
   Оценив расстояние до тумана, Багров шагнул к подъезду высотного дома и дернул дверь. По закону вездесущей подлости она была, естественно, заперта. По укоренившейся магической привычке Матвей поднял было перстень, но, спохватившись, опустил его. Мутные шары тумана, уже грязно-желтые, подкатывались все ближе.
   – Чего мы ждем? Может, пойдем дальше? – спросила Ирка.
   – Дальше тупик. И потом, этот дом – единственно подходящий из тех, что рядом, – процедил Багров.
   Шары были уже совсем близко, когда к подъезду подошла средних лет дама и, недоверчиво покосившись на них, открыла подъездную дверь магнитным ключом. Ирка и Багров, нервно озираясь, заскочили в подъезд следом за ней. Их поведение показалось даме подозрительным. Она то и дело оглядывалась и шевелила губами, на которых зрели, но никак не вызревали какие-то негодующие слова.
   У лифта все трое остановились, и Матвей, косясь на входную дверь, в широкую щель под которой вот-вот мог просочиться туман, нажал кнопку вызова. Женщина, поджав губы, смотрела в сторону и двумя руками прижимала к себе сумочку. Лицо у нее было таким решительным, что чувствовалось, что каждую секунду она готова взвизгнуть: «Убивают!» – и броситься барабанить в первую же дверь.
   Багров не выдержал и вспылил.
   – Послушайте! Если вы думаете, что нам нужна ваша сумка... – начал он.
   – Ничего я не думаю. Отстаньте от меня! – нервно отвечала дама.
   – Нет, вы так думаете... – продолжал Матвей настойчиво. – Вы думаете, что мы могли следить за вами от банкомата и нам нужны те деньги, которые вы только что сняли с карточки? Код карточки, к слову сказать, 1214. Не правда ли, Аделаида Михайловна?
   Женщина пискнула и, попятившись, уткнулась спиной в стену.
   – Так вот, Аделаида Михайловна: ваши восемь тысяч рублей, которые банкомат выдал вам купюра ми по пятьсот рублей, нам не нужны! Кроме того, мы никому не скажем, что вы живете в квартире но мер пятьдесят. Дверь открывается четырьмя поворотом желтого большого ключа направо. Кроме того, еще итальянский замок внизу. Его вы поставили после развода, чтобы муж не мог вывезти свои же собственные вещи! – безжалостно продолжал Багров.
   Женщина пугливо хрипела, вжимаясь в стену. Во взгляде ее был ужас. Внизу, у почтовых ящиков, уже повисла желтоватая непрозрачная муть. Страшно было представить, что произойдет, если кто-то откроет сейчас дверь и впустит весь магический туман сразу.
   – Оставь! Не трогай ее! – сказала Ирка.
   Багров равнодушно пожал плечами и прижался ухом к створкам шахты, проверяя, далеко ли лифт. Видя, что на нее никто не нападает, дама разъярилась и атаковала сама. Она относилась, видно, к числу людей, мгновенно наглеющих, едва противник дал слабину.
   – Еще бы он меня трогал, уголовник малолетний! Я его самого трону! Выследил, да? А ну, пойдем со мной в милицию! Сейчас ты у меня узнаешь, как к людям приставать! – взвизгнула она, торопливо роясь в сумочке.
   – Перцовый газовый баллончик просрочен. Потом, вы же сами отдали его вчера вашей дочери Анечке, прежде чем отпустить ее на первое свидание с одноклассником! Кстати, свой баллончик она сразу же отдала ему, и они пытались пшикать из него на ворону! – лениво подсказал Багров.
   – Надеюсь, этот одноклассник был не ты? от желания выпалить все и сразу, произнесла дама.
   – Не я, – успокоил ее Багров.
   Туман у почтовых ящиков стремительно густел. К счастью, подошедший лифт гостеприимно распахнул свой львиный зев. Пропустив вперед Ирку, Багров шагнул следом и нажал кнопку верхнего этажа. Дама с ними, разумеется, не поехала. Она меланхолично готовилась обрушиться в обморок.
   – Что ты на нее набросился? Ну женщина и женщина! Пусть бы себе косилась! – спросила Ирка у Матвея, ощущая под ногами обнадеживающее дрожание лифтового пола.
   – Нет, я так не могу. Если б ты знала, какие она мерзости о нас думала! И наркоманы мы, и жулье, и в лифте будем гадить, и родители у нас бомжи. Ужасная помойка в голове у этих приличных с виду дамочек! Ну кто ей, скажи, мешал подумать о нас, что-то хорошее? «Ну ребята... Ну спешат куда-то... И я когда-то была молодая... Наверное даже, эта девушка ему нравится...» Хотя бы так, – сказал Багров.
   – «Наверное даже, эта девушка ему нравится»? Это ты о чем? – удивленно повторила Ирка.
   Матвей не ответил и дважды сердито ткнул пальцем в уже нажатую кнопку.
   – Ни о чем. Я же говорю – помойка у нее в голове... По-мой-ка! – торопливо проворчал он. – О, приехали! Выходи! Мы идем на крышу!
   Ирка неохотно отвлеклась от интересной темы.
   – А если туман просочится в шахту и тоже окажется на крыше?
   – Исключено. Туман останется внизу. Чем выше, тем сильнее стихия воздуха и слабее стихия земля. В воздухе царствуешь ты, а на земле – полуночная ведьма. Именно поэтому я и выбирал дом повыше. Обычная девятиэтажка сравняла бы ваши шансы – не более, – заметил Багров.
   Он вновь был в своей тарелке. Излучал самоуверенность. Едва двери лифта открылись, Багров проследовал на лестницу и оттуда – на крышу. Он не оборачивался. То, что Ирка тащится следом, – подразумевалось само собой. Молодую валькирию это ужасно раздражало, и она мысленно назвала Матвея «надутым осляндием».
   Едва она это сделала, как «надутый осляндий» замер. Спина его окаменела.
   «А ты не подзеркаливай!» – капризно подумала Ирка.
   Дверь крыши была заперта на висячий замок, настроенный по всем признакам «не пропущать». Туман остался внизу. Угроза, что он втянет магию, исчезла. Зная это, Багров поднял перстень, собираясь внушить замку его глубокую неправоту, но в последний момент решил дать шанс Ирке.
   – Вызови дрот... Так... Вставь его наконечник в замок... Поверни!
   Ирка последовала его совету. К ее удивлению, широкое лезвие копья сузилось и вошло в узкую скважину без всяких препятствий. Легкий поворот, и замок печально закачался, повиснув на дужке. Они вышли на крышу. Под ними был город, полный сиюминутных желаний и суетливых радостей. Куда-то, блестя плоскими жучьими спинами, пробегали автомобильчики. По тротуарам рассыпались мелкие, как крошки, пешеходы. Кое-где мелькали пестрые точки зонтиков. Ирка подняла голову, и по легкой, капельной, совсем невесомой измороси, которая тотчас покрыла ее лицо, вспомнила старую добрую истину Винни-ибн-Пуха и Пята-бель-Чка, что «кажется, дождь начинается».
   Багров, настороженный и недоверчивый, подошел к краю крыши и всмотрелся вниз. Ирка последовала его примеру, однако не увидела ничего примечательного. Оттуда, где они стояли, видна была лишь плоская, уходящая вниз перспектива дома.
   – Отлично... просто отлично... – сказал Багров себе под нос.
   – Что ты там высматриваешь? Там же ничего нет, – удивилась Ирка.
   Матвей молча повернулся к ней. В руках у него возник голубь, белый до ослепительности. Маленькая голова, изгиб шеи и тугая грудь говорили о породе. Птица косилась на Багрова тревожно-ошалелым взглядом. Должно быть, еще секунду назад она спокойно сидела в элитной голубятне.
   Деловито осмотрев птицу, Матвей передал ее Ирке.
   – Дохни на голубя, валькирия! Отдай ему частицу себя! – приказал он.
   – Зачем?
   – Потом поймешь. Сделай то, что я сказал... Так нужно!
   Ирка послушно взяла птицу. Голубь был упругим, теплым, вполне материальным. Бьющийся комок жизни с торопящимся сердцем. Нахохлившись, голубь недовольно шевелился в руках у Ирки, пытаясь высвободить крылья, и скашивал на нее глаза. Ирка подула ему на голову, и тот сразу притих, ловя клювом теплый воздух.
   – Готово? – нетерпеливо спросил Багров, внимательно глядя на голубя. – Умница, то что надо!.. А теперь подойди к краю крыши, вот сюда... Подошла? Бросай его!
   – Что, прямо вниз? – нерешительно спросила Ирка, которой даже смотреть тревожно было с такой высоты.
   – Смелее бросай! Не разобьется! Это же птица! – приказал Багров.
   Ирка нерешительно подбросила голубя. Тот сразу раскинул крылья и, подхваченный упругим ветром, стал кругами снижаться. Ирке он напоминал газету, сорванную ветром с балкона. Такой же порывистый, полный непредсказуемого изящества полет и то же мгновенное замирание с распластанными крыльями.
   Напружинившись, точно охотящийся кот, Багров следил за птицей. Его голова нависала над пустотой.
   – Приготовь дрот! Скорее! Когда что-то почувствуешь – бросай!.. – приказал он.
   – Бросай?! В кого?
   Багров сердито взглянул на Ирку и сразу же снова на голубя. В его взгляде читалось, что если что-то надо объяснять, то объяснять не надо.
   – В меня! – сердито передразнил он, – Разве не понятно? Где копье?
   Вскоре голубь стал не крупнее белой точки. Несколько раз точка исчезала, но потом появлялась вновь. Далекое детское воспоминание проснулось в памяти Ирки.
   Вот она стоит на берегу пруда и смотрит, как отец ловит рыбу. Сильный ветер с берега лохматит рядом стоящие ивы и надувает ей, Ирке, платье. У нее мерзнут ноги, но ей все равно почему-то весело. Поплавок – юркий упитанный призрак с красной верхушкой – мелькает в сильной ряби, изредка показывая пенопластовое брюхо, такое же мимолетно и остро-белое.
   Голубь почти достиг земли, когда что-то быстрое и темное отделилось от стены дома. Белую точку закрыла темная тень. Ирка удивленно заморгала, не понимая, что происходит.
   – Бросай! Ну-у! – страшно крикнул Багров.
   Дрот сам собой хищно рванулся из Иркиной руки, но она, жалея птицу, сжала пальцы и не пустила его. Темная тень исчезла. Ирка опустила руку.
   – Почему ты не бросила? – тяжело дыша от гнева, спросил Матвей.
   – Там же птица! Я бы попала в нее!
   – Правильно. Именно в птицу и надо было кидать!
   – Ка-ак?
   – Дрот бы поразил ее вместе с тенью! Для этого я и выбрал белого голубя! Нужна была хорошо заметная мишень! – пояснил Багров.
   – Мишень? Но он же живой! Ты что, не понимаешь: голубь – живой! – вознегодовала Ирка.
   – Был живой. Есть такой хороший земной глагол: был, – спокойно перебил ее Матвей.
   – То есть как?
   Глянув с крыши вниз, Багров сжал и сразу же разжал ладонь. Ирка увидела невесть как оказавшееся в ней окровавленное перо.
   – Полуночные ведьмы ненавидят птиц. Патологически. Я знал, что она не удержится... У тебя был хороший шанс прикончить ведьму. Ты им не воспользовалась, – устало сказал Матвей.
   Ирка не поверила своим ушам.
   – Значит, выпуская птицу, ты заранее знал, что она обречена? – спросила она, мучительно вглядываясь ему в глаза в поисках ответа и боясь, очень боясь получить этот ответ.
   Багров пожал плечами.
   – Что из того, если знал? Когда ты ловишь рыбу на червя, тебя очень смущает судьба червя?
   – Ты знал, – убито сказала Ирка. В ее сердце обвалился карточный дом.
   – Нельзя, в конце концов, быть такой сентиментальной! Ты не слезливая художница, которая ловит на кухне мотыльков в коробок, чтобы отпустить их в лесу! Ты – гвардия света! – воскликнул он.
   Ирка грустно смотрела на него. Простить ему птицу – такую живую, – на которую она только что дышала, она не могла.
   – Это нечестно! Я думала, что... И потом, ведьма была совсем не готова! – негодуя, начала она.
   – Не надо думать! Это война! – рассердился Багров. – Знаешь, сколько народу в Тартаре могут сказать: «Он поступил нечестно! У нас же было перемирие!»
   – Но мы не в Тартаре! Светлые не должны так нападать! – отрезала Ирка.
   Багров согласился с ней, вскользь заметив, что именно по этой причине темные живут в среднем гораздо дольше.
   – Они не тонут в сентиментальных соплях, когда доходит до дела, – заметил он.
   Ирка не слушала его. Тоска, что кто-то, казавшийся близким, оказался чужим и жестоким, – навалилась на нее дряблым брюхом. Памятью ладоней она ощущала еще теплые тугие бока птицы, от которой осталось одно окровавленное перо. В данную секунду Багров казался ей хуже, чем полуночная ведьма. В ведьме, во всяком случае, она никогда не разочаровывалась.
   Повернувшись (Матвей продолжал говорить что-то, но она не слышала голоса, хотя рот его и открывался, как у марионетки), она бросилась бежать. Не думая куда, не думая зачем. Просто чтобы не видеть его. За вентиляционной трубой, откуда явственно доносился запах пригоревшего молока, она поспешно сдернула куртку и стала превращаться в лебедя. К тому времени, как Матвей нашел ее, трансформация почти завершилась.
   За трубой Багров увидел деву-лебедь, руки которой стали крыльями. Черты лица неуловимо менялись. И вот уже у Ирки появился крепкий желто-коричневый клюв.
   – Снизишься, и ведьма прикончит тебя! Я же говорил: она ненавидит птиц! – холодно сказал Багров.
   – Тогда прикончи меня сам! Тебе же это ничего не стоит!.. Ну!
   Последние слова ее были неразборчивы и напоминали лебединый крик.
   Багров сделал шаг ей навстречу. Лицо у него было красным, оскорбленным. Не дожидаясь, пока он схватит ее, Ирка бросилась к краю крыши, оттолкнулась и начала падать. Мир завертелся. Зеленым квадратом заметался скверик внизу, играя в бешеную чехарду с томящими своим однообразием балконами. Ирка смутно надеялась увидеть смазанную фигуру Багрова, который – она знала это – стоит на краю крыши, но крыша срезалась в пустоту и исчезла. И вот наконец ветер упруго толкнул ее в раскинутые крылья. Превращение завершилось. Озорная, бесстрашная душа лебедя заполнила Иркино сознание. Круг за кругом Ирка снижалась, зная, что где-то близко, там, где уравниваются стихии земли и воздуха, притаилась полуночная ведьма. Испытывала ли Ирка страх? Да нет, пожалуй. Скорее она теперь испытывала азарт... азарт молодого и сильного лебедя. Ирка увлеклась борьбой с ветром и едва не просмотрела ведьму. К счастью, чуткий птичий взгляд зацепил странное пятно на одноцветной стене дома – пятно, похожее на шлепок серой глины, которой спешно залепили щель. Ирка пригляделась, и ужас перемешался с омерзением. Серая, плоская, к дому прижалась ведьма и, вцепившись в стену синими ногтями, карабкалась вверх. К ее жуткому лицу – Распухшему, с порванной щекой – прилипло несколько белых перьев. Глаза смотрели колючками.
   И если бы взглядом можно было убить – Ирка была бы уже мертва, столько молчаливой, сосредоточенной ненависти полыхало в глазах ведьмы. Валькирия ясно ощутила, что ведьма хочет прыгнуть, но она так и не прыгнула, поскольку лебедь был слишком далеко. Вместо этого ведьма вытянула палец – страшный сизый палец, на котором дрожало похожее на каплю ртути кольцо. Не дожидаясь, пока от кольца оторвется искра, Ирка сложила крылья и нырнула вниз.
   Посланная вслед искра скользнула по перьям и опалила шею холодным огнем. Боль прокатилась по телу тремя ледяными волнами, заставив лебедя гневно протрубить. Ирка расправила крылья и, поймав тугой дружественный ветер, стала набирать высоту, ощущая с каждым новым взмахом крыльев, как ослабевает гипнотическая власть взгляда ведьмы.
   Сосредоточенный гнев, который безуспешно пытался вызвать у нее Матвей, вспыхнул теперь сам. Перелетев на балкон стоявшего напротив дома (блочная девятиэтажкка с рыжими подтеками на стенах), лебедь забился между детских санок и выставленных на медленное умирание связок «умных» журналов, дебелые телеса которых перепоясывал шпагат.
   Ослабляя боль, которая до сих пор жила в ней, Ирка вернула себе человеческий облик и распрямилась с сияющим дротом в руке. Теперь копье полетело бы без колебаний. Однако ведьма уже исчезла. Там, где недавно на стене распласталось серое пятно, чернела крупная надпись:
   зОвЫв шРоНеБ лОпЧнОв
   И, хотя рядом с ней не было Багрова, Ирка странным образом поняла все сама:
   «Вызов брошен. Полночь».