Глава 7
КЛЮЧ ОТ НИЧЕГО

- Лучшее лекарство от ангины - подышать на жабу, - авторитетно поведал Эдя Хаврон.
Уже пять минут он терпеливо пытался лечить Даф. Лечить от обычной лопухоидной ангины, которой она неизвестно как ухитрилась заболеть. И, как всегда, невозможно было определить, говорит Эдя правду или шутит.
Дафну предложение Хаврона не вдохновило.
- Уже бегу! - сказала она.
- Тогда давай выяснять. Ты ела что-нибудь очень холодное?
- Нет.
- Пила холодное?
- Кажется, нет, - с сомнением отозвалась Даф.
Хаврон пожал плечами.
- Чтобы заболеть ангиной в начале июля, надо быть очень невезучим человеком.
- Это прямо про меня, - уныло кивнула Даф. - Тогда старый студенческий способ: полтаблетки аспирина, полтаблетки от невезения и отсыпаться до вечера. А вечером смотаться на дискотеку и обчихать всех до полного собственного выздоровления... Ну я пошел! Привет микробам! - сказал Хаврон и, махнув Даф рукой, отправился в "Дамские пальчики" ловить чаевые на спиннинг своего "остроумия".
Когда за Эдей захлопнулась дверь, Даф потрогала оставленную на блюдце таблетку аспирина и скривилась. Таблетку она отдала Депресняку. Адский котик уплетал все подряд, включая электропроводку. Вот и сейчас, слопав таблетку вместе с блюдцем, Депресняк провел языком по тройному ряду зубов и улегся облучаться на работающий телевизор.
Даф же откинулась на подушку и стала хмуро разглядывать обои, когда-то давным-давно разрисованные ручкой и даже подписанные "Мифодей". Судя по характеру и качеству рисунков, до юного Рембрандта Мефодию было, как до Венеры пешком и дальше на перекладных.
Горло у Даф саднило. Лимфоузлы под ушами припухли. Глотать было больно. В ушах моментально начинало что-то неясно квакать, будто там уже сидела рекомендованная Хавроном жаба, ожидая, пока на нее подышат.
- "Дожили, я - страж света, заболевший ангиной! Впервые в истории мироздания! Не хватало еще влюбиться, и все... полный финиш!" - думала Даф. Ей было грустно.
Она поймала Депресняка, без особых церемоний положила его себе на живот и закрыла глаза. Депресняк хрипло замурлыкал (слабонервным лучше этого не слышать).
Для Даф, да и для кота тоже, хотя он и обладал куда более развитой интуицией, осталось незамеченным, что пиджак Эди, небрежно наброшенный на спинку стула, как-то расплылся и стал нечеток, точно между ним и Дафной находилось не слишком чистое стекло.
Когда Даф уснула, чья-то тень скользнула по освещенному солнцем паркету. В комнате проявился высокий узкоплечий мужчина. Сутулясь, он сидел на стуле, который до того казался пустым, и, покусывая ноготь большого пальца, пристально разглядывал Дафну выпуклыми, в прожилках глазами. Само понятие "возраст" не удерживалось на его непримечательном лице, которое выскальзывало из памяти, как мокрое мыло из ладони. Но что-то все же запоминалось. Например, то, что лицо было очень подвижным, а углы рта вздрагивали порой, как от нервического тика, - свойство, весьма распространенное у оборотней и оборотней-полукровок. Кожа у незнакомца была сероватая, с крупными порами. Нос, некогда сломанный, - с горбинкой в верхней части, у бровей. На макушке помещалась изрядная плешь, что делало ее неуловимо похожей на старый бильярдный шар, который кто-то обклеил редкими пепельными волосами. Такие же редкие пепельные волосы, но только принявшие вид щетины, островками разбредались по физиономии.
На поясе, в металлическом кольце, висел боевой топор, плохо вязавшийся с общим обликом сутяги и крючкотвора. Древко топора было с прозеленью, а лезвие все в зазубринах. Похоже было, что оно скалится. Впрочем, в магическом мире лишь глупец стал бы судить о своем противнике по внешнему облику.
Депресняк, которого Даф и во сне продолжала прижимать к себе, открыл глаза и настороженно уставился на незнакомца. Заканчивавшийся зазубриной хвост кота подрагивал. Если бы не комбинезон, сковывавший движения крыльев, Депресняк бы уже давно полосовал когтями физиономию незваного гостя.
- Тише, глупое животное, не разбуди ее! Если она потянется к флейте - я убью ее! А так... так она поживет некоторое время... - одними губами прошептал пришлый, нацелив на Даф тонкий палец, на котором дрожал большой, похожий на каплю ртути перстень.
Депресняк перестал шипеть. То ли его заворожили переливы перстня, то ли мудрый инстинкт подсказал, что серый человек опасен и беспощаден, как Мамзелькина после жестокого похмелья. Кот застыл, однако его мелкие острые зубы щерились. Депресняк готов был броситься на серолицего, если тот сделает хотя бы шаг к Даф.
Заметив это, человек быстро вытянул руку, направив ладонь на Депресняка. Странный жидкий перстень без усилия провернулся вокруг пальца. Обтек его, как ртуть, множеством отдельных капель. Оторвавшаяся от перстня рубиновая точка устремилась к коту, скользя по незримой паутинке. Депресняк рванулся и застыл. Его лапы наполнила гулкая пустота. Сильная, с сухими связками мускулов спина одеревенела.
Незнакомец шагнул к Депресняку, присел и, развлекаясь, провел пальцем по его застывшим в оскале зубам. Депресняк следил за ним глазами, полными ненависти. Только одни зрачки еще повиновались ему. Все остальное было парализовано.
- Привет, котяра! Ничего не хочешь мне сказать? Как насчет дать лапку?
Воюя за свою жизнь, Депресняк судорожно пытался втянуть воздух.
- Значит, ничего?.. Что ж, возможно, так будет лучше. Подобных тебе я убивал некогда в Тартаре сотнями. Просто ради забавы. Были там и твари малость пострашнее: со змеиными хвостами, глазами василисков, превращающими сердце в осколки хрусталя, и десятками изрыгающих огонь глоток... Хотя, признаюсь, мне больше по душе убивать гиппогрифов, единорогов и прочих созданий света. Они так жалобно корчатся, так разбрызгивают боль, что душу мою наполняет радость. Создания тьмы в этом плане не так интересны, - просипел он.
Депресняк с усилием шевельнул передней лапой. Ему удалось сдвинуть ее всего на пару сантиметров, но незнакомца и это насторожило.
- Ого! Да ты быстро отходишь от парализующей магии, дружок! Твари гораздо сильнее тебя целую ночь не могли шевельнуть даже глазным яблоком и ожидали, пока я убью их... С чего бы это? А, ты же метис! Смешение света и тьмы приводит порой к странным результатам...
Кот сумел повернуть голову. Челюсти с треугольными зубами захлопнулись, но, к сожалению, недостаточно быстро и сильно, чтобы отхватить наглый палец.
- Через пять минут ты вновь сможешь кусаться и царапаться. Убивать же тебя, увы, сейчас нельзя. Надо спешить! - недовольно проворчал незнакомец.
Сунув руку под плащ, он извлек тяжелые каминные щипцы. Надев толстые перчатки, осторожно подцепил щипцами бронзовые крылья на груди у Даф. Щипцы накалились. Те их части, что соприкасались с крыльями, заалели. Жар медленно побежал по щипцам к рукояти.
- Жаль, нельзя срезать их вместе со шнурком. А шнурок... хе... вместе с головой. Если девчонка будет мертва, от оттиска ее крыльев не будет ни малейшей пользы. Если же пострадает шнурок, связь нарушится и оттиск не будет ничего стоить... - просипел он с разочарованием.
Держа одной рукой щипцы, другой он ловко положил на грудь Дафны узкий свиток и, распрямив его, коснулся крыльями нижнего края. По свитку пробежала легкая, едва различимая рябь. Ухмыльнувшись, обладатель переливчатого перстня отпустил крылья Дафны и убрал щипцы. Затем настал черед свитка, который отправился в его широкий рукав.
- Оттиск есть. С девчонкой, кажется, все... Хотя нет, еще деталь! Удачно все же, что мне удалось обвести вокруг пальца ее лопуха-хранителя, - деловито пробормотал он.
Серолицый поднял руку к лицу и совсем слабо, точно это была свеча, которую он боялся погасить, подул на свой дрожащий перстень. Маленькая, почти неразличимая красная искра скользнула по воздуху к спящей Даф и, коснувшись шнурка, на котором висели ее крылья, застыла на нем едва приметным узелком.
- Просто узел... Не думаю, что он кого-то насторожит. Разумеется, во многом знании многие скорби, но я предпочитаю знать все. Особенно то, что происходит в конторе Арея... До встречи, Арей и... Мефодий! - прошептал он.
Незнакомец скатал свою тень, точно старую мешковину, начертил на полу круг и шагнул в него. В следующую секунду загадочная личность, появившаяся из ниоткуда, отбыла в никуда.
Проснувшись утром, Мефодий с тоской вспомнил, что сегодня пятница - а такие дни у стражей мрака всегда выдаются особенно хлопотными. Еще вчера, в четверг, он, помнится, безрадостно подумал, что назавтра предстоит много глупейшей суеты.
Не ожидая ничего хорошего, он отправился в офис, у входа в который уже толпилась очередь из суккубов. В обществе себе подобных суккубы были скучны. Никого не обольщали, ни с кем не заигрывали. Их потные ладошки с беспокойством сжимали бумажонки на продление земных регистраций.
Когда Мефодий протискивался между ними, суккубы норовили ухватить его за рукав, умоляя принять их без очереди. Один суккуб, неприятный развязный тип с коротким ежиком высветленных волос, повис у Мефа на шее и стал сюсюкать.
Зная, что иным способом от него не отделаться, Мефодий сказал ему деревянным голосом: "Не положено, гражданинчик! Lux in tenebris! Deo juvante!" - и получил неземное наслаждение, наблюдая, как наглец сдулся и зловонной лужицей впитался в трещину в асфальте. Спустя какое-то время суккуб вернулся уже из Другой щели, серенький, подавленный, и стал униженно просить прощения. При этом он добровольно и со всего размаху "бил челом" о стену дома.
Остальные суккубы, видя, какая судьба постигла их товарища, с писком кинулись в разные стороны, и дальше Мефодий шел уже, как по широкому коридору. Формуле света, которую он только что применил, Мефодия научила Даф. Он услышал, как однажды она успешно произнесла ее, отгоняя вконец доставшего ее комиссионера.
Теперь Мефодий опасался, что ему с Даф влетит от Арея, если суккубы наябедничают. А они стопудово сделают это, если сумеют просунуть свои рыльца в начальственный кабинет. Улита-то, само собой, не выдаст. Пересказывать жалобы не в ее привычках.
Мефодий вошел, покосившись на руну. Улита была в приемной не одна. Рядом сидела Мамзелькина и ржавым, но острым ножичком очиняла гусиные перья. Никто не умел делать это с таким совершенством, как Аида Плаховна. Она буквально чувствовала каждое перо и необходимую для него форму среза. "Дельце, изволите видеть, нехитрое. Примерно тем же движением эйдос отделяется от тела!" - доброжелательно поясняла она.
- Привет! - поздоровался Буслаев.
- О Мефодий, дорогуша! И ты здесь, родимый! Сто могил, сто трупов! Сбор всем погибшим частям! - приветствовала она Буслаева.
- Лучше уж "сто лет, сто зим", - поправила Улита.
- И, милая, за сто-то лет могилочек поболе будет, - ласково отвечала Мамзелькина.
Улита писала что-то на пергаменте черной злодейской кровью. Эту кровь, в отличие от земной донорской, используемой для рутинных записей, не закупали у Дурнева, а специально доставляли из геенны огненной для заполнения бумаг, шедших в Канцелярию горбуну Лигулу.
Улита подняла голову и посмотрела на Мефодия.
- Аида Плаховна, мне мерещится или наш красавчик в хорошем настроении? С чего бы это?
Мамзелькина понимающе осклабилась:
- Шалит солнце наше ясное. Суккубов тут формулами света разгоняет, понимаешь...
Мефодий с тревогой покосился на дверь кабинета Арея. Аида уже знала. Значит, не исключено, что и шеф был в курсе.
- Формулы света? А у меня бы не сработали. Без эйдоса бесполезно и произносить, - не без грусти сказала Улита.
- А чужие эйдосы? У тебя же есть в дархе? Разве они не... - начал Меф.
Улита качнула серебряную сосульку у себя на груди.
- Что чужие? Они дают мне силы для магии, не более. Сотни чужих эйдосов не заменят одного своего. Иначе стражи мрака не были бы такими озлобленными, - сказала она спокойно.
Мамзелькина перестала точить перья и внимательно посмотрела на Улиту:
- Что-то ты сегодня какая-то не такая! Смотри, услышит кто, - предупредила она.
- Я в отключке, - сказала Улита и вновь уткнулась в бумаги.
- Что это ты загрустила, милая?
- Да вот вспомнилось тут. Встречалась я как-то с юношей. Шоколадный юноша - натурально шоколадный. Пальцы шоколадные, волосы, уши, руки, ноги - все целиком из шоколада. Такая душа, такое сердце, такой ум - просто блин что такое! Но тоже чистый шоколад! И ему перед свиданием голову отъели, представляете себе такое?
- Всяко бывает. У нас народ жесткий. А что за юноша-то, комиссионер, что ли? - подозрительно спросила Мамзелькина.
- Не, не комиссионер. Родовое проклятие.
- А-а-а! Сочувствую... - протянула Аида Плаховна. - А ты, Мефодий, все равно с формулами света поосторожнее. Арей-то куда ни шло, а вот в Тартаре узнают, не ровен час... Ох, что тогда начнется! Меня ж тогда и пошлют тебе чик-чик делать!
- Ну так в Тартаре еще когда узнают, а суккубы, дай им потачку, сядут мне на шею прямо сейчас, - сказал Мефодий и, открыв дверь приемной, крикнул: - Заходите, граждане, по одному! Не создавайте давки! Два рыльца всунутся - оба вылетят! Ну-с, убогие, зашевелились!
Аида Плаховна, уронив ножичек, всплеснула ручками.
- Милая улыбка, Меф! Такую я видела только однажды, у маленького Ладика, когда у него получилось вытесать топориком первый гробик! Как маленький Ладик радовался, как смеялся, как хлопал в ладоши!
- А что за Ладик-то? - ревниво спросил Мефодий.
- Разве вы не были знакомы? А, ну да, забыла... Граф Владислав Дракула, правитель Трансильвании. Мне часто приходилось у него бывать по... э-э... служебным делам... Тут в Москве живет один его родственник, с лица вроде смахивает, да дух не тот!.. Без размаха человечишко, мелкий! Да ты улыбайся, дружочек, улыбайся! Не обращай внимания на старуху!
Мамзелькина как в воду глядела. Настроение у Мефодия было на удивление хорошим. Уж не потому ли, что сегодня он уже три раза невольно вспоминал о Даф? Вот и сейчас ему захотелось позвонить по своему домашнему телефону, чтобы услышать ее голос. Но не из резиденции же мрака было набирать номер?
Вошедший первым кривоногий суккуб, протянувший влажную ладошку со скомканным отчетом, замер и недоуменно уставился на Буслаева. Мефодий спохватился. Не хватало только, чтобы и этот сейчас что-то брякнул по поводу его настроения, тем более что суккуб, судя по физиономии, раскатал губы это сделать. Еще бы и в Даф превратился - у суккубов с этим просто.
- Чего глазенками моргаешь, толстомордый? Быстренько заполнил анкетку, подписался и марш отсюда! - прикрикнул Мефодий, торопливо выпроваживая суккуба.
- Нет, Аида Плаховна, вы это видели? Чтоб простой смертный так по-хамски обращался с духами мрака? И заметьте, он уже так вошел в роль, что сам не замечает этого безобразия! - хихикнула Улита.
- Одно из двух: или это хороший знак, или очень плохой. Сдается мне, наш мальчик вскоре может нас очень удивить, - негромко сказала в пустоту Мамзелькина, продолжая очинять перья.
Мефодий замер. Он слышал, что Аида Плаховна наделена даром провидения и потому ее пророчества часто сбываются. Вот только вопрос: были ли эти слова пророчеством? Времени размышлять об этом у него не было: в дверь уже просовывалась очередная вытянутая физиономия.
- Следующий! Шустрее, товарищи! Одна нога здесь, другая в гробу! - рявкнул он, заимствуя одну из привычных шуточек Улиты.
После суккубов наступила очередь комиссионеров, среди которых был и Тухломон, явившийся, по обыкновению, последним. Получив продление регистрации, Тухломон взглянул на Мефодия с таким едким выражением, что Буслаев готов был поручиться: Тухломон уже накатал на него донос Лигулу.
- Счастливо пребывать-с, господин повелитель мрака-с! Мир вашему дому-с! Родной, так сказать, квартире-с. Не болейте-с! - двусмысленно сказал он на прощание.
Когда, наконец, схлынули комиссионеры, привалила целая толпа сектантов, недавно наползших на Русь из всех щелей. Этот народец Лигул охотно использовал для предпродажной подготовки эйдосов, как он выражался. Расплачивались с проповедниками плодами харизматических деревьев, так как собственные эйдосы те давно уже запродали, а привлекать чем-нибудь народец было надо.
С сектантскими проповедниками - так как это было новое и важное направление работы - разбирались Улита и лично Арей, а также примкнувшая на добровольных началах Аида Мамзелькина. Мефодий, как новенький, не был допущен к общению с этими личностями. Но даже при том, что Буслаев держался совсем уж в стороне, чуть ли не за фонтаном прятался, проповедники нет-нет, а ухитрялись всунуть ему цветную брошюрку с призывом покаяться. Параллельно их жадные лапки так и тянулись к его эйдосу.
Ближе к вечеру наступило время арендателей, стремившихся продлить срок аренды эйдосов. В главной Канцелярии Тартара рассчитали верно: новая форма работы со смертными давала хорошие результаты.
Зная, что по условиям сделки контракт может быть в любой момент расторгнут, арендатели - обычные и порой неплохие лопухоиды, первоначально рассчитывающие закабалить свой эйдос лишь временно, - втягивались в сети мрака все глубже. Норовя заслужить доверие, они творили необыкновенные мерзости, быстро перещеголяв по усредненным показателям результативности даже комиссионеров.
По этой причине из аппарата Лигула недавно последовал циркуляр, предписывающий снизить минимальный срок аренды с трех лет до шести месяцев. Хотя рвение напуганных арендателей от этого только возросло, Арей с Улитой были недовольны, так как это во много раз увеличило количество писанины.
Наконец, "рука бойца колоть устала". Улита шлепала печати из последних сил. Намокшее от крови перо в руке Мефодия сломалось, и он, поставив кляксу, принялся брезгливо промокать ее тряпкой.
- Помочь не надо? - вкрадчиво спросил из очереди хриплый голос какого-то заблудшего суккуба. Бедняга не успел прибыть с утра и теперь подлизывался, чтобы его не выгнали.
- Сам справлюсь, - буркнул Мефодий и, разминая ладонь, недобро покосился на очередь, хвост которой выползал на улицу.
- Прорвались-таки! Святой водой бы на вас брызнуть! Ах вы, карьеристы чертовы! По-русски говорили же: не сувайся, по одному заходь! Ща выкошу лишних, я предупредила! - рявкнула Мамзелькина, ради выразительности утратившая всю грамматику.
Очередь испуганно отшатнулась и, толкаясь, ломанулась наружу. Всем было известно, что у Аиды Плаховны слова не расходятся с делом.
- Все-таки Даф мудро сделала, что сачканула. Нечего ей в этой помойке делать! Умница Даф!.. Хотя, конечно, ангина есть ангина! - сказал Мефодий, с трудом сдерживаясь, чтобы не запустить печатью в одну из маячивших перед ним физиономий.
Мамзелькина переглянулась с Улитой.
- Ах, Мефа, мой дружочек! Коса б моя тебя не косила! По всему видно, что ты еще чайник! Причем даже не электрический! - сказала она сахарным голосом.
Мефодий обиделся.
- Почему это?
- А потому! С твоей силой можно знать, что происходит в центре земли, а ты не понимаешь даже, что творится с Даф и почему она заболела ангиной.
- И почему она заболела? - у Мефодия мелькнуло, признаться, одно подозрение, только он не решился его высказать.
- Поверь, холодное мороженое здесь ни при чем. Ее видоизменяет лопухоидный мир. Бедняжка слишком долго прожила тут, - проговорила Аида Плаховна.
- А что, это так опасно?
Мамзелькина хмыкнула.
- Скажешь тоже! Лопухоидный мир обладает чудовищным притяжением и может изменить кого угодно. Страж света должен регулярно бывать в Эдеме. Даже златокрылые, заметь, не простым стражам чета, и те на каждые сутки, прожитые среди лопухоидов, двое суток проводят в Эдеме. Только в этом случае можно сохранить себя от влияния лопухоидного мира и самому не превратиться в человека.
- И что теперь будет происходить с Даф? - с беспокойством спросил Мефодий.
Последние дни он ловил себя на мысли, что вспоминает о Даф в самые неподходящие минуты и без всякого повода.
- С каждым днем она все больше и больше будет становиться человеком со всеми плюсами и минусами этого состояния. Сколько времени займет ее очеловечивание - кто ж его знает? Недели, месяцы, десятилетия - все зависит от личной сопротивляемости... И вообще, Меф, как ты себе представляешь Даф у нас в конторе? Какое у нее тут будущее? Страж света принимает у комиссионеров их заплеванные бумажонки? - не без ехидства поинтересовалась Улита.
- А крылья? А флейта? А маголодии? Что будет с ними, если Даф станет человеком? - спросил Мефодий, обращаясь к Мамзелькиной. При всех плюсах Улиты Аида Плаховна казалось ему более знающей.
Мамзелькина задумчиво пожевала пустым ртом и с такой значительностью посмотрела на одного из арендателей, что тот сразу слинял.
- Не думаю, что она их утратит. Да и вообще, у стремительного очеловечивания Даф, по-моему, есть и другие причины, кроме непосредственного влияния мира лопухоидов... - сказала Аида Плаховна. Голос ее прозвучал уклончиво.
Вероятно, Улита тоже догадывалась об этих причинах. В сердцах она так шлепнула печатью по очередной регистрации, что чернильница подпрыгнула.
- Ишь ты, поди ж ты!.. Надоело как все! Если через десять минут народец не перестанет валить, я возьму пулемет и выйду на улицу узнавать, кто последний!..
Аида Плаховна встала и неторопливо потянулась. Кости ее загремели.
- Не стоит, Улитушка, не утруждай себя, болезная! Давай уж лучше я выгляну. Мне и так уж пора! Засиделась я! Арей, счастливо! - крикнула она, повысив голос, чтобы слышно было за дверью.
- Бывай, Аида! Заглядывай еще, только не по работе! - донеслось из кабинета.
- И вы бывайте! Ишшо свидимся! - пообещала Мамзелькина Мефодию и Улите и, позванивая зачехленной косой, направилась к двери.
Вид у Аиды Плаховны был томный и разомлевший. Однако заметно было, что мысленно она уже подготовилась к труду. Когда Мамзелькина вышла, Улита некоторое время подслушивала у двери, а затем небрежно бросила печать в ящик.
- Сдается мне, приема сегодня больше не будет, - сказала она и посмотрела на часы. - Ну что, Мефодий? Собирайся давай! Свидание у меня в шесть... Сейчас почти пять. Успеваем. Через московские пробки нас провезет Мамай. И горе тому бульдозеру, который не увернется.
- А куда мы? - спросил Мефодий.
Он надеялся заехать сегодня к Ирке. Сто лет уже у нее не был. Совесть грызла, пилила и заедала.
- Как куда? - удивилась Улита. - Неужели я не говорила утром? Видно, из головы совсем вывалилось... К таксидермисту. Арею нужны крысиные кожи. Много.
- Зачем?
- Здрасьте-досвидания! А протесты Лигулу писать в его Канцелярию? Эта вонючка заваливает нас графоманскими приказами, а протесты принимает только на кожах. Заметь, доносы он получает на чем угодно. Хоть на салфетках, хоть на туалетной бумаге, хоть молоком между строк. Напиши ему донос на египетской пирамиде - и ту мигом сцапает и утащит в уголок.
Улита нетерпеливо схватила серебряный магический колокольчик и тряхнула им, вызывая Мамая.

Оказавшись на улице, Мефодий с интересом огляделся. Ему было интересно, в какой машине приедет хан на этот раз. Он уже привык к тому, что автомобиль всякий раз меняется. Так случилось и сегодня. Вместо привычной рухляди времен Второй мировой Мамай был в сияющем черном "Роллс-Ройсе". Новый "Роллс-Ройс" не имел никаких видимых повреждений, и, лишь обойдя его, Мефодий обнаружил несколько пулевых отверстий в стекле правой задней дверцы.
- Неужели попали? - спросил он.
Мамай понимающе оскалился.
- Да уж не промазали. Даже броня не спасла. Не бойся, хозяин! Скелеты не кусаются, - сипло сказал он.
Внутренне собравшись, Мефодий потянул на себя дверцу и с облегчением вздохнул. Заднее сиденье выглядело вполне прилично. Если скелеты когда-то там и были, сейчас они явно находились в отлучке.
- Мамайчик, мы не опоздаем? У меня в шесть личная жизнь. Со стражиком света встречаюсь, между прочим, не хухры-мухры, - проворковала Улита.
Плоское лицо хана осталось бесстрастным. Мефодий подумал, что у Мамая давно уже нет личной жизни. Только Тартар, гонки и пустота.
- Успеем, - просипел Мамай.
"Роллс-Ройс" рванулся с места. Покрышки завизжали, подписывая себе некролог. Правое зеркальце сразу отлетело, зацепив парковочный столбик. Заднюю дверцу пропорол выступающий край лесов, во множестве окружавших дом № 13. Сверху посыпались какие-то доски. Улита проворчала, что Арей будет недоволен.
А "Роллс-Ройс" уже вылетел на дорогу и помчался, вспахивая пробку, как консервный нож банку. Мефодий понял, что у таксидермиста они будут вовремя. Или время об этом пожалеет.
Таксидермист Цюрюпов, мрачный молодой детина, пахнущий старыми чучелами и формальдегидом, ждал их в мастерской, в которую Улита и Мефодий вошли, стараясь ни к чему не прикасаться. На стенах большой полуподвальной комнаты помещалась коллекция Цюрюпова, состоящая из аномальных, уродливых черепов. Здесь была баранья голова с искривленным, вросшим в одну из глазниц рогом, медвежий череп с двумя следами от пуль, челюсть собаки с безобразным прикусом и много подобных экспонатов. Единственный "нормальный" череп принадлежал слону, сдохшему в гастролировавшем румынском цирке.
На столе, ярко освещенном хирургическими лампами, лежала мертвая кошка, рядом с которой поблескивали на тряпке скальпели, пилки и разделочные ножницы. Увидев Улиту, таксидермист смутился и забормотал, что вот один банкир заказал чучело кошки.
- Он очень любил эту кошку? - наивно спросил Мефодий, стараясь не смотреть на полуразделанную тушку.
Его сразу начинало тошнить.
Цюрюпов осклабился. Зубы у него были такие страшные, а челюсти такие мощные, что Мефодию невольно пришло на ум, что его череп явился бы достойным экспонатом этой коллекции. Так сказать, завершающим. И тем нелепее звучало хихиканье, визгливое, девичье.
- Любил?.. Терпеть не мог!.. гьи-гьи... Прятала ему в ботинки рыбу!.. гьи... орала... гьи! И так восемнадцать лет подряд... И все это время... гьи... банкир вынашивал план мести... гьи-гьи... - то и дело издавая причмокивающиеся звуки, сообщил таксидермист.
Улита демонстративно посмотрела на часы.
- Ну и где? - спросила она.
Цюрюпов метнулся куда-то в угол и вернулся с полусотней крысиных кож. Верхние еще не совсем просохли. Улита взяла кожи и молча пошла к выходу. Таксидермист нагнал ее уже у двери и, снижая голос, быстро, косноязычно забормотал, прося продлить срок аренды.
- Гьи-гьи... гьи-гьи... - только и слышал Мефодий.
- Больше трех раз не положено! - строго сказала Улита, по привычке делая физиономию чемоданчиком.
- Но мне совершенно необходимо!.. гьи... Мне же нельзя по-другому! Ну тогда ты, мальчик!.. сделай что-нибудь, гьи! - почти простонал таксидермист, пытаясь обнять Мефодия за плечи.
Вспомнив разделанную кошку на столе, Буслаев резво отпрыгнул.
- Только без цирка! Мы не слоны! - поморщившись, сказала Улита. - И оставьте ваши "гьи" при себе. Попытаемся сделать исключение. Когда истекает срок вашей аренды?
- Через три месяца! - выпалил Цюрюпов.
- Вот тогда и приходите. И смотрите, чтобы больше не было задержек с кожами. Еще одно оправдание, что не было крыс, и...
Цюрюпов льстиво закивал.
- На прежних условиях арендочку-то?.. гьи... Уж я вас отблагодарю! Если там чего по моей части... Чучельце там из кого...
Улита отмахнулась.
- Не надо. Обойдусь как-нибудь. Я сама чучело, - сказала она.
Таксидермист на всякий случай не стал улыбаться и говорить "гьи-гьи".
- А что за условия-то? - с любопытством спросил Мефодий у Цюрюпова.
- Какие условия?
- Ну вы сказали: на прежних условиях. На каких?
Таксидермист с мольбой посмотрел на Улиту, но, не получив от нее никакой помощи, понес совершенную околесицу:
- Вы уж там в договорчике сами посмотрите, - сказал он под конец и, поспешно отступив к дохлой кошке, отгородился ею от окружающего мира.
В машине Улита расхохоталась. Мефодий не уставал поражаться перепадам настроения ведьмы: пару дней назад после ссоры с одним джинном автомобиль буквально сотрясался от ее рыданий, а сейчас он точно так же сотрясался от хохота.
- Ну и сконфузил ты его своим вопросом! Ты видел его рожу? - спросила ведьма сквозь смех.
- Ага. А чего он так перекосился?
- Зубные щетки, - с трудом выговорила Улита.
- Что за щетки?
- Ты что, глупый совсем? - удивилась Улита. - Знаешь, за что Цюрюпов заложил эйдос? Раз в месяц он получает посылку, аккуратненькую такую, а в посылке угадай что? Старые зубные щетки знаменитых актрис, спортсменок и так далее. В прошлый раз были, по-моему, щетки французской певицы Пуржет де Фарс и русской теннисистки Кати Сыроежкиной.
Мефодий покачал головой. Он успел уже слегка поднатореть в делах Канцелярии Тартара и представлял, сколько переписки и волокиты нужно, чтобы каждый раз пробивать требуемое. Если таксидермист срочно не возьмется за ум, на том свете ему будет предъявлен немаленький счет.
- Отдел снабжения, наверное, все валит на отдел почтовых пересылок, отдел почтовых пересылок на курьеров, курьеры - на комитет по земным делам, те на иностранный отдел, иностранный отдел на службу суккубов, а суккубы небось снова на отдел снабжения.
- Помнишь, нам для одного арендателя нужны были рваные бутсы нападающего аргентинской сборной? Я две недели с Канцелярией переругивался, пока их выкрали, - сказал он.
- Эй, Буслаев, Буслаев! Тот был важный тип, политик, сюрприз хотел шефу сделать, а это обычный таксидермист! Отдел снабжения и возиться бы с ним не стал! Он промариновал бы заказ семьдесят лет, пока эта Пуржет не отбросила бы копыта, а потом послал бы мотивированный вежливый ответ о невозможности выполнения заказа в связи с тем, что абонент не доступен.
Мефодий недоуменно моргнул.
- А откуда тогда щетки?
- Здрасьте-досвидания! А мозги нам на что? Под видом щетки Сыроежкиной он получил чью-то старую щетку с помойки - уж не знаю чью, а вместо щетки Пуржет Грызианка Припятская прислала личную щетку Вия. Конечно, мне тоже морока, зато забавно-то как! За какую ерунду человек с эйдосом готов расстаться! И ведь не он один.
И Улита снова расхохоталась, да так, что треснуло лобовое стекло, а Мамая едва не вышвырнуло с водительского сиденья.
- Эй, осторожнее! Ты это прекращай! Хаврон всегда говорил: если хочешь куда-нибудь доехать, не трогай водителя за нос и коробку передач, - предупредил Мефодий.
- Умничка твой Хаврон! Правильно мыслит! Познакомь меня как-нибудь с ним! - умилилась Улита.
- Не-а. Эдька вредный и жадный, лучше с ним не связывайся.
- Ничего. Меня это не смущает. Я девушка обеспеченная. У меня вон машина с личным шофером. Правда, Мамай? - сказала Улита.
Личный шофер, по совместительству хан Золотой Орды, сердито зарычал, вцепившись в руль, как бульдог в кость.
- Молчание - знак согласия, - воодушевилась Улита. - Ладно, ханчик, поехали! Чего стоим, кого ждем? Мы что, записались на черепашьи гонки?
Взбешенный Мамай стартовал так стремительно, что попавшаяся ему на пути урна пробила витрину в магазине. Одновременно декоративная решетка, прикрывавшая корни одного из многострадальных московских деревьев, подброшенная пробуксовавшим колесом, ударилась в стену дома и, отрикошетив точно в лобовое стекло "Роллс-Ройса", доделала то, что начала еще Улита своим ультразвуковым смехом. Край решетки остановился всего в каком-то полуметре от головы Мефа. Мамай, пыхтя, вышиб треснувшее стекло ногами и, отшвырнув решетку, вновь тяжело плюхнулся на сиденье.
- Эй, хан, ты вообще зрячий или как? Если с синьором помидором что случится, пока его эйдос не у мрака, с Арея спустят семь шкур! А меня так вообще живой закопают! - вспылила Улита.
Мефодий напрягся. Ему почудилось, что сейчас перед ним на мгновение приоткрылся занавес, но так быстро, что он не успел разглядеть, что на сцене.
- Почему? Почему с вами все это сделают? - быстро спросил он, но Улита уже спохватилась, что сгоряча сболтнула лишнего.
- Ты же у нас ценный кадр! Трудяга, молодой специалист! - неопределенно протянула она и вдруг, глядя на дорогу, завизжала: - Собака, Мамай, собака!
Лохматая дворняга со свалявшейся шерстью, полной репьев, возникла настолько кстати для Улиты, что Мефодий не усомнился: ведьма сама же и телепортировала ее на дорогу, чтобы избежать нежелательного для нее разговора.
Хан заулюлюкал. В его воспаленном, не дружившем с логикой мозгу при виде собаки замаячила серая волчья спина, петлявшая по полю, и сам он - потный, молодой, страстно визжащий, свесившийся с конской спины и уже занесший нагайку.
- Ату ее, ату, Мамай! - закричала Улита.
Погнавшись за дворнягой, которую ему во что бы то ни стало захотелось переехать, хан круто вывернул руль и оказался на пустой длинной улице. Это был заводской квартал с бетонными заборами, тянущимися по обе стороны дороги. Следом за ними в тот же проезд свернул и синий японский микроавтобус. Ни Улита, ни Мефодий не обратили на него внимания. Вцепившись в руль, как в поводья, Мамай мчался за петлявшим псом и почти нагнал его, когда дворняга, сориентировавшись, нырнула под бетонный забор.
Ветер, которому не мешало лобовое стекло, сердито бросил Мефодию в лицо горсть уличной пыли. Мефодий закашлялся. Хан резко затормозил и, выскочив из машины, заскрежетал зубами. Его горячая натура, еще больше раскалившаяся в недрах Тартара, не желала мириться с поражением. Ведьма сочувственно захлопала ресницами, и сразу же, точно по заказу, тот же лохматый пес выскочил на дорогу - только уже с противоположной стороны.
- Улита! Я знаю: это твои фокусы! Почему мрак накажет Арея, если я умру, сохранив эйдос? - сердито повторил Мефодий.
Ведьма откинулась на спинку сиденья. Собака исчезла, оставив озадаченного Мамая с носом.
- Почему то, почему сё! И зануда же ты! - передразнила Улита. - А самому подумать - склероз сломается? Кому принадлежит эйдос человека, тому принадлежат и его силы. Так? Если эйдос отдан мраку, то и силы человека, сколь бы великими они ни были, лишь крутят мельницу мрака... Ну а мы, стало быть, крайние! Эй, а там что? Клянусь дархом, это уже не мои фокусы! Мамай, нет, ты видел?
Мамай раздраженно ударил по гудку. Невзрачный синий микроавтобус, до того смирно тащившийся следом, резко пошел на обгон и, круто приняв вправо, внезапно затормозил, прижав автомобиль хана к бетонному забору.
Из микроавтобуса выскочили четверо крепких мужчин с бейсбольными битами и устремились к ним. Мефодий почувствовал, как по спине у него побежали мурашки.
- Улита, смотри! - крикнул он.
Ведьма взглянула и осталась недовольна.
- Да, ты прав! Четыре парня - и ни одного симпатичного! Куда катится человечество? С таким подорванным генофондом оно далеко не укатится! - сказала она.
- Ты что, не видишь, что у них в руках?
- А-а, ты о битах... На монтировки и биты у меня всегда была аллергия. Видишь ли, от ударов тяжелыми предметами магия, конечно, спасает, но далеко не всегда.
- Хозяйка, мне разобраться? - предложил Мамай, тяжело поворачиваясь.
Однако Улита велела ему остаться на месте и заблокировать двери.
- Странная история! Надо разобраться... Сиди спокойно, Мамай!.. Если это банальные претензии разыгравшихся самцов-лопухоидов, кто кого подрезал и кто с какого ряда перестроился, это еще полбеды. А если нет и тут что-то более серьезное?.. Привет, мальчики! Как дела? Вы что, из сборной дурдома? - помахав рукой, приветствовала нападавших Улита.
Мужчины, подбежавшие к "Роллс-Ройсу", разделились. Двое остались с этой стороны автомобиля, а двое забежали с противоположной. Мефодий заметил, что они нет-нет да поглядывают на свой микроавтобус, за тонированными стеклами которого, похоже, остался кто-то руководивший их действиями.
- В чем дело, ребята? - повторила Улита.
- Не балаболь! Из машины, живо! - коротко велел один из нападавших, которого Мефодий мысленно охарактеризовал как разновидность червя.
Улита капризно надула губы.
- Ну уж нет! Я девушка робкая! За мной ухаживать надо, уговаривать, а так я не играю! Не пойду я к вам, глупые вы, злые бяки! - отказалась она.
Разновидность вновь нервно взглянула на микроавтобус.
- Че-то я не пойму. Тебе нужны неприятности? - спросил он мрачно.
Улита закивала, расплываясь в улыбке.
- А что, есть лишние? Если на халяву, тогда почему нет? Халява на то и халява: бери больше, прячь дальше.
Разновидность ударила ручкой биты в заблокированную дверцу.
- Вылезай, туша, разговор есть! Все вылезайте - хуже будет! Ну!!! Последний раз говорю!..
Улита насупилась. Мефодию, знавшему, как обычно она реагирует на слово "толстуха", стало не по себе, когда он представил, что она может сотворить с тем, кто назвал ее даже не "толстухой" - "тушей".
- О, я вижу ребята - романтики! Знают, как сказать комплимент и сделать жизнь женщины приятной! А я, дура, еще жаловалась на скуку! - голосом ласковым, но не сулившим ничего хорошего для тех, кто разбирался в интонациях, сказала ведьма.
Терпение нападавших окончательно истощилось. Высокий белобрысый прыщавый парень, подскочив к "Роллсу" со стороны Мефодия, несколько раз ударил дверцу ногой.
- Что же ты ножкой колотишь, болезный? Машина большая, заморская!.. Разве ножкой получится? Ты битой попробуй! Бита - это такая палочка! - поощрила его Улита.
- Ну спасибо! Ты соображаешь, что советуешь? - зашипел на нее Мефодий.
Ведьма виновато вздохнула.
- Прости, Мефа! Я не могла смотреть без жалости, как он себе ногу отбивает. Машина-то у нас железненькая, бесчувственная, а ножка у него своя, живая.
Третий из нападавших заскочил на капот и попытался пробиться в салон, но Улита ловко ткнула его рапирой в бедро, заставив отступить. Убедившись в невозможности разблокировать дверцы, мужики из микроавтобуса последовали совету ведьмы и стали колотить битами по дверям и уцелевшим стеклам. Стекла покрывались сеткой трещин и проминались внутрь.
Мамай удовлетворенно хмыкал. Этот любитель вандализма по отношению к транспортным средствам не мог не получать удовольствия. Улита, откинувшись на спинку сиденья, наслаждалась, издевательскими репликами поощряя ребят молотить сильнее.
- Эх, дубинушка, ухнем! Эх, родимая, сама пойдет!.. Давай, братки! Круши "Роллс-Ройс", чтобы "Логоваз" боялся!.. Уряяяя!
Неожиданно ведьма перестала генерировать слоганы и замолчала.
- Что, рекламная пауза? - спросил Мефодий.
Улита замотала головой.
- Не-а, хуже. Прав Арей: день, когда первая обезьянка нашла первую палку, стал печальнейшим днем в истории человечества.
Почти сразу Мефодий понял, что она имела в виду. Один из нападавших, сбегав к микроавтобусу, схватил короткий лом и, всунув его в зазор, стал отжимать дверь. Почти сразу стало ясно, что против русского лома не выстоять никакой заграничной машине.
- Этот парень, похоже, не читал классиков. Кто к нам с ломом придет, тот от монтировки погибнет! - сказала Улита.
Голос ее, однако, звучал озабоченно. Магия магией, ее преимуществ никто не оспаривает, но с битами и ломом шутки плохи. Особенно для Мефодия, который не научился еще правильно использовать свои силы.
К тому же Улита явственно ощущала тревогу. Что-то шло не так. К инфантильно-сиреневым лопухоидным аурам примешивалось нечто стороннее, неопределимое пока, но стойко-опасное. Что-то такое, чему не было пока названия, но что отмечала безошибочная интуиция ведьмы.
Улита спешно просчитывала варианты. Мамай при всех своих плюсах всего лишь комиссионер. По старой памяти рубится он неплохо, но силы в пластилиновых руках нет и быть не может. Мефодий же не справится даже с обыденной телепортацией. Насколько можно положиться на него в серьезной рубке, неясно. У начинающих стражей, не овладевших пока силой, многое зависит от настроя и веры в себя. Есть настрой: берегись, римские легионы, всех порву! Нет настроения: ой, мамочка, этот песик кусается!
- Меф, надеюсь, ты не забыл меч? - задумчиво поинтересовалась Улита, чуть сгибая верную рапиру, чтобы лучше ее прочувствовать, и оценивая, сколько секунд осталось до момента, когда им сорвут дверь.
Мефодий молча показал ей футляр.
- А настроение как? Боевое?
- Более или менее.
- Так более или менее?
- Более более, чем менее менее, - путаясь, определил Мефодий.
- Отлично, я рада. Видишь этих четырех чурбанов с битами? Тебе придется заняться вырезанием по дереву. Попытайся изготовить из их бит что-нибудь, отдаленно напоминающее произведения авангардного искусства... Мамай, а ты чем похвастаешься?
Хан, сопя, наклонился и извлек из-под сиденья кривую татарскую саблю. По его плоскому лицу бродила нехорошая улыбка человека, появившегося на свет много раньше возникновения слова "пощада".
- Все готовы? Тогда я говорю: "Поехали!" - и машу ручкой. Далее как карта ляжет и плечико размахнется!.. ДАВАЙ! - заявила Улита.
Мамай резко распахнул переднюю дверцу и, толкнув ее ногами, ударил замешкавшегося прыщавого парня. Затем выскочил и с гиканьем ринулся на белобрысого. Тот испуганно отступал, кое-как блокируя удары ломом.
Успехи Мефодия, сгоряча выскочившего из машины вслед за Мамаем, были куда более скромными. Первую биту меч Древнира разрубил красиво и изящно, с большим желанием крушить деревянные предметы. Но уже в следующий момент изумленный Мефодий вдруг оказался лицом на асфальте. Он даже не понял, что ему элементарно по-борцовски прошли в ноги. Вот так-так... И верь после этого магической интуиции!
- Допрыгался, Врубель? Хочешь в табель? - сквозь туман услышал Мефодий хриплый голос.
Мужчина, оседлавший его, был здоров и пузат. Мефодий вырывался, колотил ногами, пытался кусаться, но не мог даже приподняться.
"Позор! - мелькнула мысль. - Когда Арей узнает, как глупо я попался, он разжалует меня в комиссионеры! Хорошо хоть для суккуба я пока морально не созрел".
Он снова дернулся и снова - в меру добродушно - получил раскрытой ладонью по затылку.
- Лежи, пацан! Не рыпайся! Железяку-то острую где взял? Не сам же заточил? - сказали ему.
Мефодий скосил глаза на меч, до которого ему, прижатому к асфальту, было никак не дотянуться.
"Ну ничего... Пусть кто-нибудь из этих типов попытается сам взять мое оружие! Сразу узнает, что такое мелкая нарезка!" - подумал он мстительно, вспоминая, что магические мечи не любят чужих рук.
Буслаев попытался поступить так, как он сделал когда-то в гимназии, когда отбивался один от пятерых: сгустить энергию, собрать ее в упругий ком и сшибить того гада, кто сидел у него на спине, но увы... Ничего не выходило. Видимо, энергия могла излиться лишь посредством прямого взгляда. Для того, чтобы атаковать, Мефодий должен был хотя бы увидеть своего противника, а он видел лишь кусок бетонной стены, полоску земли со втоптанным окурком и тонированное стекло передней дверцы микроавтобуса. Стекло, из-за которого - это Меф ощущал - его изучали чьи-то глаза.
- А ну, не смотри туда! Шею сверну, как куренку! ЖИВО! - вдруг без всякого повода рыкнули на него.
Пузан, схватив Мефодия за волосы, ткнул его носом в асфальт.
Из "Роллс-Ройса", не спеша, вышла подзадержавшаяся Улита. Она задумчиво посмотрела на Мефодия, притиснутого к асфальту, и на отважно бившегося Мамая. Хан с криком, с притоптыванием ноги наскакивал с саблей сразу на двух нападавших. Те держались пока осторожно, сильно не рисковали и даже пятились, уступая ярости хана.
Чуть присогнув левой рукой рапиру, Улита с возмущением поинтересовалась:
- Эй, а как же я? Разве никто не хочет обидеть беззащитную девушку? Я разочарована, господа мои хорошие! Никакого тебе внимания! Вот и гуляй после этого по пустынным улицам!
Высокий парень, тот, чью биту перерубил Мефодий, прежде чем его сбили с ног, с глупой ухмылкой повернулся к Улите.
- Опаньки! Еще одна конкретно толкиенутая! - сказал он, разглядывая ее рапиру.
Его рука привычно потянулась к заднему карману за ножом.
- Ну что, эльфийка контуженная! Поговорим? Сама свалишь или тебя расписать?
- А ты не передумаешь? А то наобещают невесть чего, а потом врубают заднюю передачу. А я девушка ранимая, впечатлительная, - сказала Улита и, высунув раздвоенный язык, чувственно облизала губы.
Изумленный парень от неожиданности подался на полшага назад. В ту же секунду резким хлестом рапиры по запястью ведьма вышибла у него нож. Неведомая сила подхватила парня и приложила спиной о бетонный забор. Подождав, пока он сползет, Улита склонилась над ним и нежно провела ногтем по его шее.
- Ты не поверишь, дружок! Я такая забывчивая: вечно путаю вены и артерии!.. В венах кровь невкусная, а вот в артериях... Поверни головку чуть-чуть вбок, дорогой! - промурлыкала она, приоткрыв рот.
Парень захрипел от ужаса. Мефодий догадался, что ведьма выдвинула глазные зубы. Этот наивный вампирский приемчик всегда производил впечатление на слабонервных лопухоидов.
Пока Улита резвилась, дела Мамая становились все менее блестящими. Пластилиновая рука отважного хана - а, увы, вернувшиеся из Тартара иных тел не имеют - от очередного мощного удара просто обернулась вокруг лома. Сабля выпала. Мамай кинулся поднимать саблю левой рукой, но тотчас был уложен прицельным ударом биты по голове. Улита ожидала, что Мамай вскочит и продолжит схватку, но хан так и остался на асфальте.
- Странное дело! Комиссионера нельзя не только убить, но и оглушить обычным оружием. Не иначе, как кто-то заговорил им биты и лом, - пробурчала она озабоченно и, решительно встряхнув своего бедолагу, спросила: - Вам что, кто-то помогает? Кто-то из стражей, из магов? А ну, говори!
Парень упорно молчал. Нижняя челюсть у него прыгала. Улита вздохнула:
- Значит, отважные зайцы выбирают героическую кончину?.. Да или нет?
Бедолага замотал головой.
- О, я понимаю твои проблемы! - догадалась Улита. - Ты боишься и меня, и того, кто тебя послал. Придется сделать так, чтобы меня ты боялся чуточку больше.
В глазах у ведьмы зажглись красные огоньки. В движениях появилась нехорошая целеустремленность. Улита стала медленно наклоняться, примеряясь к артерии. В стрессовые минуты даже самый отвязанный лопухоид всегда понимает, где блеф, а где блефа нет. Парень побледнел и, продолжая молчать, скосил испуганные глаза на микроавтобус.
- Ага... Намек понят!.. Ваш отец-командир сидит там, не так ли?.. А теперь, малыш, я ненадолго отлучусь и буду крайне разочарована, если, вернувшись, найду тебя здесь. Советую поиграть в народную игру "убеги от бронепоезда по шпалам"... На старт, внимание - марш!
Схватив рапиру, Улита устремилась к микроавтобусу. В тонированном стекле отразились ее пепельные волосы. Улита рванула дверцу, занесла рапиру для укола и...
Она долго потом не могла забыть этот момент.
Буслаев продолжал упрямо вырываться. Он выкручивался, как уж, мечтая лишь об одном: увидеть своего противника. Большего ему не надо было. Только визуальный контакт.
- А ну, лежать! Лежать! Ах ты, щенок!
Пузан, которому надоели попытки парня освободиться, выругался и оттянул его голову за волосы назад, собираясь приложить лицом об асфальт. Мефодий зажмурился и... внезапно услышал укоряющий бас:
- Окстись, друг мой! Усмири ярый гнев свой, ибо не ближнего своего ты бьешь, но эйдос свой предаешь поруганию!
Пузан застыл, потом повернул голову. Кожаная куртка. Ремень с пряжкой в форме руки скелета. Незнакомец стоял и, скрестив на груди руки, разглядывал его с назидательно-укоризненным выражением. Мужчина был вроде здоровый, но лицо имел отрешенное и благостное. Пузану он показался неопасным.
- А пошел ты... Святоша, мля! - пропыхтел он.
Услышав столь грязное ругательство, неизвестный смиренно потупился.
- Увещеваю тебя, брат мой, остановись, ибо ты не ведаешь, что творишь! Услышь глас совести! Не бей сего несмышленого младенца! - повторил он.
Пока пузан переваривал информацию, "несмышленый младенец" воспользовался рекламной паузой и укусил его за палец. Выругавшись, борец вновь схватил Мефодия за волосы.
- Не кусай его, опрометчивый юноша! Подумай о микробах, кои живут на его пальце! Ты тревожишь их покой! - назидательно сказал незнакомец.
Терпение пузана истощилось. Он давно бы уже кинулся на нового противника, если бы не необходимость держать Мефодия.
- Вали отсюда, убогий, пока тебе отходняк не сыграли! Ну, пшел!.. Живо!..
Байкер удивленно заморгал. Похоже было, он впервые сталкивался со случаем, когда его увещевания не действовали.
Мефодий открыл заплывший глаз.
- Ты кто такой? - прохрипел он.
Байкер заколебался.
- Э-э... Не знаю, стоит ли об этом говорить. Но так и быть... Я страж-хранитель. Мое имя Эссиорх.
- Страж? Светлый? Тогда сделай что-нибудь! - потребовал Буслаев.
Эссиорх развел руками.
- А что я могу? Слова мои отлетают от ушей этого амбала, яко сухой горох от каменного строения. Прими сии побои во вразумление, ибо как в мире сем бьет тебя сей злобный муж, так и в Тартаре будут побивать тебя комиссионеры и прочая нечисть!
- Перестань разглагольствовать! Ты мой страж-хранитель! Ты обязан мне помочь! - прохрипел Мефодий. Жирная туша придавливала его к асфальту, как каменная плита.
- Все ясно! - с просветлевшим лицом сказал борец. - Я понял! Вы оба психи!
Эссиорх ласково покачал головой и, присев на корточки, таинственно сказал, обращаясь к Мефодию:
- Ты ошибаешься! Я не твой страж-хранитель! Я страж Даф. Здесь же я случайно. Помогать тебе не входит в мои непосредственные обязанности.
- Но меня убьют, и Даф огорчится! Она, может, тоже умрет, потому что наши судьбы связаны! - крикнул Мефодий, надеясь найти хоть какой-то подход к этому буквоеду.
- Хм... резонно... Рассмотрим философскую схему: друг моего друга - мой друг. Следовательно, страж моего стража - мой страж. Надо посмотреть, что говорит по этому поводу кодекс, - пробормотал Эссиорх.
Он достал из кармана небольшую, не больше ногтя, книжку, подув на нее, увеличил до необходимых размеров и принялся неторопливо листать.
- В отдельных случаях, как то: стихийное бедствие, авария, извержение вулкана либо нападение разбойников, страж-хранитель, наделенный полномочиями класса А, имеет право отступить от своей обычной доктрины невмешательства и совершить действия, хотя и несколько противоречащие свободе воли, однако в данных конкретных обстоятельствах являющиеся... - бормотал Эссиорх.
На устремившегося к нему громилу с битой, который недавно вырубил Мамая, он не обратил особого внимания, лишь досадливо отмахнулся от него рукой.
- Вот видишь! Там есть про разбойников! - завопил Мефодий.
- Секундочку, я должен удостовериться в твоей правоте! Не стоит спешить с суждениями! - сказал Эссиорх, поднимая голову от книги. - Простите, пожалуйста, друзья мои, являетесь ли вы разбойниками? Говоря иными словами, можно ли вас классифицировать именно по этой статье?
Мужик с битой на миг оцепенел от наглости.
- Ща классифицируешь! Ща все будет! Допросился, умник! Тебе хана! - прохрипел он и попытался ударить Эссиорха по голове.
Однако прежде чем бита описала полукруг, правый кулак Эссиорха профессионально врезался нападавшему в подбородок. Громила рухнул как подкошенный, а в следующую секунду Эссиорх, шагнув, резко ударил ребром ладони по шее подмявшего Мефодия борца. Тот обмяк и уткнулся лбом в асфальт. Мефодий с трудом выбрался из-под него и поднялся на ноги. Последний из нападавших бросил лом и кинулся к микроавтобусу, явно намереваясь извлечь оттуда нечто более эффективное, чем ломики, лопатки и прочее землеройное вооружение.
Эссиорх не стал его преследовать. Вместо этого он поднял ладонь и, буркнув что-то, подул на руку, точно отсылая свои слова. Послышался негромкий хлопок. На асфальте остались растянутые спортивные брюки. Хранитель уныло потупился.
- Ну вот, вечно со мной такое. Не надо туда смотреть! - пробурчал он, вставая между Мефодием и микроавтобусом.
- Что ты с ним сделал?
- Да ничего!
- Как ничего?
- Я всего-то и произнес простенькое заклинание возврата зла. Бедняга за полсекунды услышал о себе все то дурное, что сам сказал о других за год. Обычно все заканчивается невинно. Кто мог ожидать, что этот окажется таким злоязычным?
- Угу. Но больше похоже, что он забыл поставить каток на ручной тормоз, - мстительно прокомментировал Мефодий.
Воздев к небу палец, Эссиорх сурово воззрился на него.
- Можешь не благодарить меня, я действовал строго по инструкции. И усмири, будь любезен, свое магическое поле. Оно так бурлит, что стоять рядом с тобой неуютно, - попросил он.
- По какой такой инструкции? - поинтересовался Мефодий.
Эссиорх открыл кодекс и, отчеркнув ногтем место, назидательно прочитал:
- Вот... Пункт № 342. "Попытка нанести повреждение используемому стражем прокатному телу как то: кирпичом, палкой, кулаком, ракетой "земля - воздух" или любым другим подобным средством - расценивается как умышленная порча небесного имущества, и посему страж имеет право пресечь ее, не нанося при этом нападавшему непоправимого физического урона и не влияя на его эйдос".
- Ну и свинья же ты! - возмущенно воскликнул Буслаев. - Выходит, ты вступился в основном потому, что тебе хотели дать по кумполу?
- Ты воспринимаешь все слишком упрощенно, не ведая, что служит твоей же собственной пользе, - сказал Эссиорх.
- Что за чушь ты мелешь? - вскипел Мефодий.
- Рассуждай здраво и без горячности. Что такое тело? Бренная, склонная к тлению оболочка, эйдос же - бессмертен. Именно о нем я и заботился в первую очередь. Рано или поздно сии мужи, избивающие тебя, понесли бы наказание за свой поступок, а тебе за принятые побои простилась бы часть грехов.
- Но они могли убить меня! - сказал Мефодий.
- Не тебя, а лишь твое тело, - поправил страж.
- Если тебе до такой степени плевать на мое тело, чего же ты так трясешься о своем? - спросил Мефодий.
Эссиорх укоризненно соединил руки.
- Я не трясусь о своем теле, а лишь отношусь к нему бережно. Тело, в котором ты меня видишь, только временная оболочка, и им в дальнейшем, возможно, будут пользоваться другие стражи. Посему я и храню его, дабы не заслужить упрека в небрежении к тому, что нужно многим. Тело же я ничуть не ценю и готов хоть сейчас его покинуть.
Мефодий, прищурившись, посмотрел на него. Эдя Хаврон не зря был его дядей, а Зозо Буслаева матерью. Любую фальшь в интонации он просекал еще на подлете.
- Покидай! - сказал Мефодий.
- Чего?
- Тело покидай. Прямо сейчас! Ну!
- Эссиорх заколебался.
- Прямо так сразу не могу. Не имею права...
- Долго отрабатывал? - продолжал Мефодий на смешливо.
- Что? - напрягся Эссиорх.
- Этот елейный голосок?
- Отвянь! - огрызнулся Эссиорх, однако огрызнулся без большой уверенности. - Это все ужасный лопухоидный мир. Он подрывает мои нравственные устои. Я уже боюсь смотреть по сторонам и смотрю только на звезды. Находиться здесь - наказание для истинного стража света.
Очнувшийся Мамай встал на четвереньки, встряхнулся, как собака, и стал выправлять свою пластилиновую голову. Придав ей приблизительно верную форму, хан-комиссионер поднял саблю и заковылял к Мефодию и Эссиорху. На стража света он смотрел с опаской - должно быть, догадался, кто перед ним.
- Где Улита? - хрипло спросил Мамай.
Мефодий кивнул на микроавтобус. Хан оглянулся, присмотрелся и кинулся туда.
- Сюда! - услышал Мефодий его крик.
Подхватив с асфальта свой меч, Буслаев ринулся к микроавтобусу. За ними поспешил Эссиорх.
Водительская дверь была распахнута настежь. Улита сидела рядом на асфальте, обхватив голову руками. Когда Мефодий подбежал, она подняла на него страдальческие глаза. Лицо у Улиты было опрокинутым. Глаза погасли. Кто-то точно выпил из них весь блеск.
- Что с тобой? - крикнул Мефодий.
- Не знаю. Я ничего не поняла, - едва шевеля губами, сказала ведьма.
- Как не поняла?
- Я дернула дверцу и... тут кто-то сидел. Кто-то невидимый, но с отчетливым контуром ауры... Я хотела сделать выпад рапирой - прямо в центр ауры, но тут меня ослепило. Я не могла даже шевельнуться. Мысли - и те остановились. Все внутри замерзло. Я все видела, но ничего не понимала... По-моему, он сделал что-то с моим дархом.
Вслепую скользнув по одежде, рука Улиты сомкнулась на серебристой сосульке.
- Вот видишь: твой дарх на месте! Он не срезал его, - успокаивающе сказал Мефодий.
- Да... Не срезал. Он поддел его чем-то железным и что-то с ним сделал. А потом он просто исчез. Я думаю, телепортировал... И что я теперь скажу Арею? Не приятная какая-то история.
- Идиотская, - морщась, согласился Мефодий.
Ему было больно даже вздохнуть. Ребра ныли, а на лицо, он чувствовал, совсем не стоило смотреть в зеркало. Хорошо еще, зубы были целы. Во всяком случае, новых сколов и незнакомых шельфовых впадин пока не обнаруживалось. И это уже был позитивный момент.
- Надо хоть узнать, кому сказать спасибо за наше счастливое детство. Короче, я ща буду искать стрелочника. Кто не спрятался - я не виновата! - задумчиво произнесла Улита.
Не без усилия поднявшись, она приблизилась к одному из громил, которого нокаутировал Эссиорх. Тот начал уже приходить в себя и даже пытался принять вертикальное положение. Пощекотав его рапирой, ведьма нежно спросила:
- Скажи-ка, дядя, ведь недаром?.. Чего вы битами-то размахались? У нас что сегодня: день хирурга, праздник перелома?..
Верзила что-то замычал.
- Будешь врать - голову отгрызу! - ласково, но на полном серьезе предупредила Улита и чуть приоткрыла рот. - Ну, девушка вся в нетерпении!
- Мы... нам заплатили, - с суеверным ужасом глядя ей в поблескивающий рот, произнес верзила.
- Кто? Неужто Сбербанк?
- Мы его не знаем... Какой-то мужик. Подошел к нам... Мы должны были напасть на вас, чтобы отвлечь, а остальное, он сказал, сделает сам, - торопливо пролепетал парень.
- Что сделает? С кем сделает? С моим дархом, не так ли? - уточнила Улита и медленно, без усилия, оторвала парня от земли. Глаза у ведьмы стали вдруг пустыми и очень нехорошими.
- Н-не знаю, - сказал верзила и вдруг, обмякнув в руках у Улиты, горько заплакал.
Его губы дрожали, и сквозь них, сквозь сумятицу и скулящий мат пробились вдруг слова: "мама" и "господи". И эти простые слова спасли его. Улита, зашипев, отпустила его и отошла. Жесткие ведьминские черты ее лица стали смягчаться, принимая человеческое выражение.
- Г-господи... г-господи... п-простите... да чтоб я... - бессвязно бормотал парень.
- Возрыдай, несчастный! Подумай о своем эйдосе, подумай, сколь низко ты пал, поддавшись страстям! - воспользовавшись случаем, встрял Эссиорх, обнимая парня за плечи и вытирая ему слезы. Посмотрев на склонившегося над ним амбала, который недавно чуть не выбил из него душу, а теперь предлагал возрыдать, парень зарыдал еще громче, почти в полный голос.
- Эссиорх, притормози! Он обязательно возьмется за ум. Но сделает это чуть позже... А сейчас пусть скажет, откуда они вообще взялись. Кто они такие? - сказал Мефодий, замечая, что тот пузан, который прижимал его к асфальту, тоже начинает шевелиться.
Тем временем другой уже так горько рыдал, что внятного ответа дать не мог.
- Возможно, я смогу помочь! - скромно заявил Эссиорх. - Эти несчастные - могильщики с одного большого кладбища, которые живут тем, что цинично вымогают непомерную мзду за то, что является их долгом. Кроме того, вечерами они порой грабят одиноких прохожих. Нападают в подъездах и на темных улицах... Любому стражу даже с начальным уровнем подготовки найти или вычислить таких людей не составляет труда. А теперь, друзья мои, поехали отсюда, а сих мужей оставим здесь с их страстями.
- И что, мы их просто так отпустим? Даже не пнем пару раз на память? - мстительно спросил Мефодий, ощупывая распухающую переносицу.
- Злобненький ты, одначе... Разумеется, нет, - заверил его Эссиорх. - Я уверен, их стражи-хранители проведут с ними воспитательную работу и постараются наставить на путь спасения. Однако, боюсь, в данном случае это будет непростой задачей.
Эссиорх деловито огляделся и поманил к себе Мамая.
- Друг мой, осмелюсь ли я попросить тебя об огромном одолжении?
Мамай осторожно приблизился. Он, как всякий нормальный комиссионер, побаивался того, в ком ощущал стража света.
- Отгони их самодвижующуюся повозку, дабы мы могли проехать, но, прошу тебя, сдержись и не сотвори того, что я со скорбью читаю в твоих мыслях, - приказал Эссиорх.
Мамай ухмыльнулся. Он сел за руль японского микроавтобуса, завел его, вывернул руль, разогнался и... направив автобус в фонарный столб, соскочил на ходу.
"Сдержись, сдержись, а если я не могу сдержаться?" - пробормотал он, возвращаясь к своему помятому "Роллсу", в котором уже сидели Эссиорх, Мефодий и Улита.
Улита, вполне оправившаяся и даже со слегка порозовевшими щеками, уже вовсю приставала к Эссиорху. Влюбчивая ведьма давно с любопытством окидывала восхищенным взглядом его широченные плечи, кожанку и хромированный ремень.
- Чей это такой стражик-хранитель? Симпатиш-шный мущ-щина! А героический какой: всех кидал раскидал, всех бросал разбросал, всех швырял расшвырял! - мурлыкала она. - Ап-п-п-псолютно мой тип!
- Не богохульствуй, ведьма, и отодвинься от меня! - с негодованием потребовал Эссиорх. - Ты пахнешь духами, коими обрызгивают свои тела лишь кокетливые, безнравственные женщины, и потому ты для меня аки труп гниющий, аки пес смердящий.
Улита совершенно не обиделась.
- Ну ты и ляпнешь тоже! Прямо-таки пес смердящий? Дядя Кензо был бы польщен такой характеристикой своей новой цитрусовой коллекции. Может, тебе понюхать получше? Прижми-ка нос к моей ямочке за ухом, вот тут! Ну же, смелей! Я же сугубо в научных целях!
- Отстань, не трогай меня! Убери свою ладонь! - закричал Эссиорх, с ужасом стряхивая руку ведьмы.
- Ишь ты, какой святоша! - фыркнула Улита, убирая руку. - А откуда ты тогда знаешь, какие духи используют безнравственные женщины? Или вам это прочитали в вашей эдемской политинформации? А может - х-хо! - ты подсматривал за нами, бедными, пользуясь невидимостью?
- Ты можешь оскорблять меня сколько угодно, ведьма. Я не отвечу тебе! В горниле искушений куется характер, - возвышенно сказал Эссиорх.
- Классная фраза! Ее любил повторять один мой знакомый карманник. Знаешь, какая у него была коронка, после которой он начинал прорезать бритвой сумочки? Он прижимался к девушке в метро и, если девушка что-то начинала подозревать, говорил шепотом: "Вы слышали последние новости о глобальном потеплении? В час глобального потепления люди должны быть рядом!"
Улита придвинулась к Эссиорху совсем близко. Ее рука как бы невзначай скользнула по плечу стража.
- Ух ты, какая мышца! - сказала она восхищенно. - Дружим со штангой? Может, тебе лучше завести девушку? Я сегодня, правда, иду на свидание с одним светлым, но он не такой крутой. Я, наверное, скажу ему, что мы останемся просто друзьями, и повешу прочей лапши килограмма на полтора. Ты ведь тоже ни с кем не встречаешься?
Эссиорх побагровел.
- Изыди, ведьма! - завопил он во всю мощь легких.
Улита удовлетворенно кивнула.
- Так я и думала, красавчик! Всю молодость ты потратил на хоровое пение? Не так ли?
- Изыди, змея подколодная! Не смущай меня своими греховными прелестями! - почти простонал Эссиорх.
Ведьма польщенно наклонила голову.
- У вас в этих самых сферах умеют говорить комплименты!.. Да, я в самом деле очень милая. Некоторые, правда, осмеливаются называть меня толстой, но они, как правило, долго не живут, и их можно в расчет не принимать... Так ты поцелуешь меня, Эссиорчик? Вот сюда, в шейку. Заодно окончательно определимся с духами... Мефодий, закрой глаза и заткни уши! Тебя здесь нету!
- Останови свой драндулет, комиссионер! - в ужасе завопил Эссиорх, пытаясь схватиться за руль.
Мамай нажал на тормоза. Страж выскочил и, размахивая руками, кинулся бежать, лавируя между машинами.
- Эй, красавчик! Найди меня! Отныне Катоша сдан в архив! - высунувшись из окна, крикнула ему на всю улицу Улита.
Эссиорх вздрогнул, втянул голову в плечи и затерялся в толпе. Мамай захохотал, однако Мефодий даже не улыбнулся. Дело в том, что в минуту, когда Эссиорх выскакивал из машины, он вдруг услышал внятный, совсем не клоунский и не растерянный голос:
"Будь осторожен! Не погуби ее! Для того, кто погубит светлые крылья стража, нет спасения. Ты в шаге от бездны Тартара! Твой эйдос в тоске и страхе!"
В этих словах было нечто такое, что всю браваду с Мефодия как ветром сдуло. Даже синяки и ссадины заныли сильнее. Сомнений не было: речь шла о Даф.