Глава 7
НИЛБ!
– Нилб! – сказал Меф, вытирая покрытый гарью лоб.
С недавних пор он произносил слово «блин именно таким образом. Равно как и некоторые другие слова, которые исключительно понимали комиссионеры. Особенно из тех, что являлись порой из невесть какой глуши в телогрейках и резиновых сапогах, принося с собой эйдосы в устарелых железных колбасках из-под валидола или на дне стеклянных мерзавчиков.
Таким экземплярусам нельзя было сказать «Обождите!», а только «Куды прешь?». И не «Отойдите от стола!», а «Ща нос вомну!».
– Нилб! – повторил Меф.
Почти двадцать минут, размахивая ботинком, он гонялся за огнедышащей – а точнее, огнеплюющей сороконожкой. Сороконожка выпрыгнула со страниц книги, когда он случайно прочитал вслух одно магическое заклинание, не отмеченное в книге даже кавычками. Ох уж эти скрытые цитаты!
Комната выглядела закопченной. Все, что могло сгореть, сгорело. Все, что могло оплавиться, оплавилось. Шторы были похожи на… хотя этому безобразию нет названия. Да и на что могут быть похожи болтавшиеся на карнизе кольца, а тлеющая вонючая дрянь – это разве матрас? Однако больше всего Мефу было жаль фотографии, которая стояла у него на столе до той минуты, пока двойной огненный пленок не превратил ее в ничто.
Фотография была с секретом. На ней как будто была Зозо, но стоило отвернуть рамку, и под первой фотографией оказывалась Даф, снятая летом на пляже, когда она на две недели летала к морю.
– Это завсегда похвально, когда молодые люди любят своих мам… Я так тронут! Просто слов нет, одни эмоции! – заявил как-то Тухломон, всунувший в комнату свое любопытное рыльце. Он зарыдал бы от умяления, не вышиби его Меф пинком за дверь.
– Я тебя прощаю! Ты жертва нашего века. В наше суровое время так мало человеческого тепла! – фялософски прошамкал Тухломон, скатываясь по лестнице.
Спустившись в приемную, Меф застал тренировку в самом разгаре. Арей занимался с Натой, Чимодановым и Мошкиным. Улита и Даф ограничивались ролью наблюдателей. Ведьма следила за боем с азартом, едва удерживаясь, чтобы не вмешаться. Даф морщилась. Она не любила ничего колюще-режущего. В случае необходимости ей хватало флейты.
Чимоданов, вооруженный коротким широким мечом, нападал яростно, но был слишком предсказуем. Все его атаки прочитывались еще до начала. Бойцу уровня Мефа было нечего с ним делать. Мастер же уровня Арел заколол бы его спичкой.
Ната больше визжала и строила глазки, чем думала о защите и атаках. Рапира, которой она вооружилась по примеру Улиты, была гораздо опаснее для самой Вихровой, чем для ее противников. Зато чего у Наты действительно было много, так это азарта. Уронив рапиру, она, недолго думая, сорвала с ноги туфлю, а, потеряв туфлю, кинула в Чимоданова вазой.
– Ты что, озверела, психопатка? Сейчас по мозгам получишь! – взвыл Петруччо.
Улита поймала его за локоть.
– Спокойно, юноша! Держите свои эмоция в трехлитровой сберегательной банке! Никто друг друга не убивает! Это всего лишь мирная дружеская резня! – сказала она.
У Евгеши дела шли, как ни странно, неплохо. Он работал чисто, но как-то слишком беззубо, без задора и азарта. Лицо у него во время рубки было виноватое, точно он говорил своему противнику: «Все это ужасно глупо, все эти мечи, все эти удары. Я тебе не надоел, нет? А мне-то самому как это все надоело!»
Арей наконец дал сигнал остановиться. Мефодий понял, что сейчас будет разбор полетов. И он действительно состоялся.
– Я не нанимался созерцать это убожество, – сказал Арей Чимоданову.
Нате он кивнул сдержанно и вполне благосклонно. Видимо, не ожидал от нее большего.
– А у меня? Все плохо, да? попытался сам догадаться Мошкин.
– У тебя внешне все нормально, но ты пока не боец. И не уверен, что когда-нибудь им будешь, – с сожалением сказал Арей Мошкину.
– Почему?
– От клинка ты уклоняешся так далеко, что это уже походит на панику. С противником ты церемоиншься. даешь ему работать. Рубка на мечах не шашки. Здесь не требуется ходить по очереди. Почему ты не сделал выпад, когда Чимоданов открылся?
– Э… ему было бы больно.
– Ну хорошо. А по кисти почему ты его не рубанул?
– Боялся попасть по пальцам.
– О Тартар, за что мне такое испытание? И это ученики мрака, наша гордость и надежда! Первый осел бьет второго осла железкой по голове, а второй осел думает о его пальцах!… И это в то время, когда третья макака хихикает и строит всем рожи! – простонал Арей и отвернулся.
В резиденции воцарилось долгое молчание. Улита от нечего делать взяла со стола выпущенный на Лысой Горе журнальчик.
– Никто не хочет развлечься? Вступительные тесты в магический колледж! Читать? Там всего один вопрос.
– давай! – сказала даф.
– Закончите историю! Одна девочка гуляла в лесу и нашла замерзшую змею. девочка подошла и…
Откусила ей голову, чтобы выгрызть спинной мозг. Говорят, помогает от перхоти, – кровожадно сказал Чимоданов.
Зудука на его плече потер ручки. Глазки его загорелись. Улита, склонив голову, посмотрела на Петруччо долгим проникновенным взглядом.
– Фу, какая гадость! дорогой, ты перепугал магический колледж и маньячное училище. Тест провален. Еще версии? Ты, Мошкин?
– Д-девочка выкопала я-ямку. Похоронила змею, сделала холмик и положила сверху камень, – предположил Евгеша.
Улита похлопала его по широкому плечу.
– Умничка, чувствуется опыт! Спорю, что у тебя в детстве был хомячок… А вдруг змея жива, а ты ее закопал, да еще и камнем придавил. Низкий балл… Еще желающие? Мефодий?
– Ну… э… девочке стало жаль змею, и она сунула ее за пазуху, чтобы согреть своим теплом. Змея отогрелась и укусила девочку. Хорошая девочка умерла. Змея же вновь притворилась замерзшей. Это была уже седьмая ее девочка в эту зиму… – сказал Буслаев.
Ведьма посмотрела на него пе без уважения.
– Шмыг-шмыг! Я рыдаль!. Так, ценой своей жизни, юннаты спасали редкие виды пресмыкающихся… Не знаю, как остальные экзамены, но этот тест ты бы прошел. Ты, даф?
– А, может, все было не так? Может, змея была заколдованным принцем и ждала именно этого часа, чтобы кто-то снял заклятие? – с надеждой спросила Дафна.
Улита фыркнула:
– От тебя, светлая, ничего другого я не ожидала… Лишь ты умеешь приляпать свадебный хеппи-энд в историю с гадюкой. Только вообрази себе эту шизофреничку, которая идет и целует всех подряд: кошек, сусликов, змей, жаб. И все в надежде, что хоть кто-то превратится в принца и на ней женится. А потом какая-нибудь жаба – раз! – и превращается в пьяного водопроводчика, который был наказан за то, что перепутал резервуар родниковой воды с канализацией.
Даф улыбнулась – открыто, радостно. Ее улыбка обезоруживала. Даже самоуверенная ведьма после такой улыбки ощущала себя не в своей тарелке. Шуточки должны жалить, когда же они не жалят и тебе так спокойно улыбаются, ощущаешь, что что-то не в порядке в датском королевстве.
– Сьехидничала? Надеюсь, тебе стало легче, – сказала Даф.
– И не надейся… Ты мне лучше другое скажи. Если б история Мефа о змее, которая ужалила отогревшую ее девочку, была правдой, попала бы девочка в Эдемский сад, или о ней сказали бы там, что она непроходимая дура?
Даф честно задумалась. Признаться, этические задания всегда давались ей со скрипом.
– Скорее всего попала бы, – предположила она осторожно. – Но не только потому, что пригрела змею. Тут все сложнее. У одних к поступку ведет длинный и мучительньгй путь, другим же поступок дается легко – как дыхание, как продолжение мысли.
– Вот-вот. Полностью согласен с предыдущим оратором. Пожертвовать жизнью сознательно – это одно, а случайно подавиться во сне вставньтми зубами – другое. За второе проездные билеты в Эдем не выдаются, – демагогически заявил Меф.
Арей хлопнул ладонью по столу и молча ткнул пальцем в групповой портрет бонз мрака. Бонзы мрака на портрете слушали их разговор с жадным вниманием.
– Главное отличие умного от дурака в чем? – спросил Арей.
– Дурак слюни пускает, – сказал Меф.
– Нет. Слюни – это уже дело третье. В том, что умный мечтает про себя. Адью, господа! – сказал Арей.
В следующую секунду он щелкнул пальцами и куда-то исчез. Исчез мгновенно, без шума, пыли, молний и прочей скучной рутины, которой так любят сопровождать телепортацию дилетанты. Мефодий посмотрел на его освободившееся кресло и подумал, что сесть туда, конечно, можно, но почему-то не хочется.
С исчезновением Арея исчезла и та нотка официальности, которая заставляла всех вести себя более-менее прилично. Чимоданов обнаглел и стал ссориться с Натой, но получил отпор и переключился на Мошкина, как на самого безобидного. Мошкин слушал Чимоданова рассеянно, улавливал лишь обрывки слов. Вокруг Енгеши вился Зудука, казавшийся продолжением своего хозяина. За спиной он прятал, судя по застенчивой улыбочке, что-то особенно пакостное.
Дафне надоело попусту беспокоиться, и она поднесла к губам флейту. После короткой лирической маголодии – сугубый экспромт! – на Зудуке очутились смирительная рубашка и почему-то синяя купальная шапочка. Эта шапочка взялась неизвестно откуда и очень озадачила даф, вовсе не стремившуюся к тому, чтобы она возникла. «Наверное, побочный продукт магии!» – подумала она.
На улице мело. Ветер гнал по Большой, дмитровке волны снега колючие как деньрожденный поцелуй небритого родителя. Снег вновь вошел в контакт с Мистическим Скелетом Воблы. Мошкина, единственного, кто видел мистическую воблу вблизи, посетили визуальные глюки. Эти маленькие заросшие существа непоседливой ратью роились вокруг. Как следствие, мир вновь начинал страдать повышенной хвостатостью.
Мошкин незаметно посмотрел на Нату. Ее рыжий лисий хвост беспокойно обвивал ноги, непрерывно двигался, точно заметал следы. Мошкин вздохнул. Ну конечно, ничего другого, по большому счету, он не ожидал. Любовь зла, и не одних же козлов любить, на долю лис тоже должно что-то перепасть.
Хвост Даф оказался лошадиным – таким же легким и длинным, как ее волосы. «Это еще ничего, даже романтично где-то», – подумал Енгеша не без зависти и переключился на Петруччо. Оказалось, что Чимоданова природа обременила маленьким непоседливым обрубком, какой бывает у бесхвостой обезьяны.
А что у Буслаева?
Ага! Хвост у Мефа был прямой, длмнный и склонный к полосатости. Тигр.
Лошадь и тигр, по-моему, нормальное сочетание, – подумал Евгеша, увлекавшийся некогда гороскопами. Одновременно он поймал себя на том, что боится оглядываться. Вдруг его собственный хвост окажется ослиным?
Евгеша не заметил, как перед ним вырос бесхвостый обезъян Чимоданов. Он наклонился и оказался вдруг так близко, что Мошкин сумел разглядеть поры на носу врага и застрявший кусок яичницы между глазным зубом и одним из его соседей.
Что он от меня хочет? Надоел – прямо тошнит! – подумал Мошкин. Ему хотелось забиться в угол и читать. Больше ничего. Чтобы не было мельтешащих, надоевших людей и комиссионеров.
– Ау, гараж! Я с кем разговариваю? Ты меня слушаешь, нет? – завопил Чимоданов, размахивая перед глазами Мошкина ладонью.
Взгляд Евгеши беспомощно сместился вниз. Вьюга за окном завыла потерявшимся псом. Рамы задрожали. Бедного Мошкина заштормило. Сущность Петруччо окончательно слилась для него с сущностью обезьяны.
– Блоха… Нет, рукой не надо! Выкуси ее зубами, – сказал Евгеша, сочувственно протягивая руку к подмышке Чимоданова.
Петруччо ударил его по ладони.
– Ты что делаешь? Заболел? Топай к своей Нате! Я видел: ты целовал вчера стул, на котором она сидела!
– Что? Правда, стул? Сиденье или спинку? – заинтересовалась Улита, обожавшая, как известно, романтичные подробности. И почему все самое хорошее достается всегда стулу?
Мошкин застыл, как человек, которому загнали под лопатку нож Это было уже слишком. Хвосты разом исчезли.
– Чимодан! Ты…, ты…, ты… – выпалил Мошкин, замахал руками и выскочил из приемной.
Петруччо крайне удивился:
– Что «ты… тьы… ты?» Ну «я, я, я»! Уже и правды нельзя сказать? Что за бешеный собак его укусил?
– А ты не лезь в его дела, – сказала Даф.
– При чем тут его дела? да он глаз с нее не сводит! Вчера весь вечер разглядывал ее отражение в подсвечнике. Видно, неудобно было в упор пялиться. И еще он украл у нее перчатку! Помните, Ната вопила, что не может найти, а Зудука видел ее в комнате Мошкина! Ну он после этого нормальный, нет?
– Все, что происходит между двоими – нормально. Ненормально – это когда третий начинает совать нос, – отрезала Даф.
Чимоданов оскорбился.
– А-а-а! Светлая! Ты меня достала! Я подошлю к тебе сто пластилиновых человечков с отравленными булавками! – заявил он. Это была его постоянная угроза.
Даф вздохнула.
– Милый Петя, твоя склонность к вербальным оскорблениям – свидетельство некрофильских тенденций в поведении. В свою очередь, упомянутые некрофильские тенденции в поведении говорят о двух вещах: недоразвитии коры головного мозга и запоздалом младенческом инфантилизме!
Чимоданов некоторое время осмысливал сказанное. Так и не осмыслил, но на всякий случай повторил:
– Все равно подошлю человечков!
– Только сначала подошли их ко мне!… И сам приходи с ними! – хладнокровно сказал Меф.
Петруччо быстро взглянул на него. С Буслаевым он по некоторым причинам дальновидно не связывался. Рассерженный Меф мог, сам того не желая, размхзать его по стене слоем не толще пяти миллиметров. И его, и его пластилиновых друзей. Такой аккуратный бутерброд на тему человека.
– Я – что? Я так просто, – пробурчал он и улетучился.
Даф некоторое время потопталась, ощущая внутренний дискомфорт, а затем отправилась отыскивать и утешать Мошкина. Ей было его жаль. Школа света есть школа света. Ну, конечно… Из чужой ноги занозы вытаскивать всегда приятнее, чем из собственной! – хмыкал по этому поводу Меф, отравленный цинизмом Эди Хаврона.
Гулять с Даф по московским улицам было одно наказание. Она вечно отыскивала несчастненьких и принималась им помогать. Несчастненькие это интуитивно ощущали и тянулись к ней косяками. Бездомные собаки, побитые пьянчужки, нюхающие клей подростки, выпущенные досрочно уголовники и несчастные влюбленные – все находили у Даф утешение. Редкая прогулка с Даф обходилась без того, чтобы к ним не подошел малоадекватный тип и, кося лиловым глазом, не рассказал бы про стерву-жену, которая отправила его в психушку, а пока он лежал, выписала его из квартиры. С одной стороны, типа как будто было жалко, а с другой – Меф интуитивно ощущал, что перебивать его не стоит – может укусить за нос.
Если же несчастненьких поблизости случайно не обнаруживалось, Даф вполне могла отправить Мефа помогать какой-нибудь старушенции поднимать на пятый этаж телевизор. И это при том, что старушенция явно опасалась Буслаева, прятала от него ключи и не отрывала глаз от коробки.
– Она же меня боится! Ей небось казалось, что я этот телевизор ей сейчас на голову опущу и квартиру ограблю! – говорил Меф.
– Ничего-ничего… Терпи! Делать добрые дела все равно полезно! отвечала на это Даф.
Сейчас она нашла Мошкина у него в комнате. Евгеша сидел на диванчике, обняв колени, и раскачивался. Рядом лежал вафельный торт со следами зубов на шоколаде. Заметно было, что Евгеша уже утешился сладеньким.
– Привет! – сказала Даф, делая вывод, что Мошкин переживет и этот пинок судьбы.
«Пожалуй, Меф прав. Профессиональные несчастненькие, они самые живучие. Их хлебом не корми – дай только помучиться», – подумала она грустно.
– Привет! Торт будешь? – сказал Евгеша, любуясь лошадиным хвостом Даф.
Даф кивнула. Мошкин стал ломать торт. Он съел еще куска два, напитался жирами и углеводами, и из него вдруг полился нескончаемый поток речи, прерываемый лишь риторическими вопросами. Даф, страдая, уже косилась на часы, как вдруг Евгеша прекратил жаловаться на судьбу и рассказал ей о Депресняке, за которым гнались златокрылые, и о Мистическом Скелете Воблы у кота в зубах.
– Я действительно это видел, да? – спросил он под конец.
Даф подавилась вафельным тортом и едва не отправилась в Эдем с рейсовым автобусом. Она поняла!
Около полудня шеф-повар крупного столичного ресторана принес обед. Повар отдувался и был весь в снегу. Некогда он отдал эйдос в аренду и теперь выслуживался. Фургончику по снегу проехать было невозможно, и обед пришлось везти на санках. Несмотря на это, повар ухитрился доставить его горячим.
– Умница! Вижу, что старался! Солить-то надо? Или соль, сахар и яды добавляются по вкусу? – поинтересовалась Улита, когда повар, принужденно улыбаясь, закончил расставлять тарелки.
Повар подобострастно захохотал и хохотал так долго и натянуто, что всех утомил.
– Отставить смех! – поморщилась ведьма. – Чем больше человек пытается мне угодить, тем меньше я ему верю. Бери пример с Мефа. Хамит каждый день, зато какой милашка! Просто по головке бы погладила, да патронов мало!
Дафна быстро взглянула на нее. Улита выглядела веселой, но внутренне – Даф нельзя одурачить была на пределе. Даф вызывала в памяти календарь полнолуний и состыковывала его с расстановкой планет в Водолее. С точки зрения звезд день был вполне благоприятный, хотя и не без своих тараканов.
«3начит, опять Эссиорх! Ну и дела творятся в мире! Нет любви – плохо. Есть любовь – опять плохо. А среднего, видимо, вообще не бывает», – подумала Даф.
Улита завершила обед бутылкой белого полусухого вина, после чего занялась обычным для себя делом. Набросав карикатурного Эссиорха, принялась надевать ему на шею сиденье от унитаза. Тем временем со второго этажа повалил зеленый дым, и Чимоданов с воплем: «Убью, Зу-у-уудука-а!» умчался в свою комнату.
Мошкин грустно встал и пожелал всем приятного аппетита.
– Да сядь ты! Посиди со мной! – сказала ему Ната.
Евгеша послушно сел, как загипнотизированный глядя на ее лисий хвост.
– Чего ты мне на ноги все время смотришь? Раннее взросление? – понимающе поинтересовалась Ната.
– Я не на ноги! – слабым голосом отвечал Евгеша.
– О! О! О! Даже и не на ноги! – сказала Ната и запустила в него клубникой.
Ягода разбилась о белую рубашку Мошкина прямо против сердца, оставив почти кровавый след.
Даф вновь вспомнила о Депресняке. Требовалось как можно скорее найти кота. Покуда Мистический Скелет Воблы у него, по своей воле Депресняк не вернется. Во всяком случае, пока окончательно не вымотается и усталость не возьмет верх над магией. Он сейчас не столько кот, сколько слуга артефакта. Проказливое кошачье сознание объединилось с не менее проказливым сознанием воблы, и чем все закончится, неизвестно даже в Эдеме.
Не исключено, что через месяц Москва будет представлять собой огромный сугроб с торчащим университетским шпилем. На шпиле же с Мистическим Скелетом Воблы будет восседать безумный кот и смотреть на снежную равнину.
– Идем за Депресняком! Скелет воблы у него! – шепнула Даф Мефодию.
Буслаев неохотно оторвался от десерта, прикидывая, насколько эта новость испортила ему аппетит. Оказалось, что не особенно.
– Ты уверена? – спросил он, слизывая с губ крем.
– Да. Мне сказал Мошкин.
– Хм… То-то он был таинственный, как три шухерящихся обезьянки разом. Но почему именно твой кот? Неужели в Москве мало котов? Что объединяет Депресняка и эту бывшую рыбину?
Даф сдула со лба непослушную челку.
– Точно не знаю. Могу только предположить. Депресняк – создание света и тьмы, создание почти невозможное, кощунственное по своей сути, но все же реально существующее. Гремучей крови адского кота и крови райской кошечки в нем равное количество. То есть он, по логике вещей, нейтрал, и вместе с тем совсем не нейтрал. Тьма и свет существуют в нем реально, не смешиваясь, если ты понимаешь, о чем я. Не исключено, что артефакт заинтересовался моим котом именно по этой причине.
– Угум. Артефакт заинтересовался… С таким же успехом можно сказать, что мороженое в киоске заинтересовалось случайным прохожим и стало кокетничать с ним, чтобы его поскорее сожрали, – насмешливо сказал Меф.
Даф серьезно посмотрела на него:
– Пример дурацкий, но на самом деле все так и есть… Для наследника мрака ты слишком часто опровергаешь очевидные вещи. Так ты идешь искать кота? Рано или поздно Депресняк, конечно, вымотается и завалится спать в какое-нибудь известное ему место, но кто знает, когда это будет? Сейчас? Через три дня? Не исключено, что к тому времени город станет филиалом Северного полюса.
Меф кивнул и встал из-за стола.
– Погоди, я соберусь! – сказал он Даф.
Дафна терпеливо наблюдала, как Меф поддевает под куртку легкую кольчугу. Когда же он взял метательные ножи, она не удержалась и спросила:
– Я чего-то не пойму. Мы идем играть в войнушку?
– Надеюсь, что нет. Но все же флейту тебе лучше не забывать, – ответил Меф.
Сегодня ночью ему приснился тревожный сон, будто черная когтистая лапа взламывает асфальт, тянется к Даф, хватает ее и утаскивает, а он, Меф, ничего не может сделать. Даф зорко и быстро посмотрела на Мефа и перестала задавать лишние вопросы. Недаром в Эдеме шутят, что девушка, задающая лишние вопросы, бесполезна, как шкаф, повернутый дверцами к стене.
Они вышли из резиденции. Снег налил уже не так густо: похоже, небесные дворники, сбрасывающие его лопатами с туч, ушли на перекур. На самом деле причина была в том, что Депресняк перестал летать над городом и где-то ненадолго присел отдохнуть. Даф, однако, по опыту знала, что долго кот не просидит. Если бы только понять, где он! Она попыталась нашарить сознание кота, но канал связи был слишком широким, и на ее мысленный призыв немедленно откликнулись сознания доброго миллиона котов, проживающих в Москве. Кроме того, отозвались коты из Подмосковья, а также котята, которых можно было в расчет не принимать, равно как и безумного соболя из Московского зоопарка, примазавшегося к котам на том основании, что его когда-то выкормила кошка.
«Тупиковый путь!» – подумала Даф разочарованно, поспешно разрывая связь с многочисленными дивизиями кошачьих.
Пока Дафна разбиралась с кошками, Меф уверенно вел ее по протоптанным в снегу дорогам. Москвичи, вполне освоившиеся с ситуацией, умело прокапывали снежную равнину, как кроты. Какой же русский не любит быстрой езды и боится снега! Еще немного, и люди додумаются прикрыть прорытые проходы сверху, и станут перемещаться по снежным тоннелям, уверенно растущим вширъ.
Шагов через сто Меф остановился и, делая вид, что зашнуровывает ботинок, скосил глаза на одну из крыш. Между трубами мелькнула и скрылась серая тень. Интуиция подсказала Мефу, что это отнюдь не дух заблудившегося трубочиста.
– Не оглядывайся: мне кажется, за нами следят! – сказал Мефодий Дафне.
– А мне не кажется. За нами действительно следят, – кивнула Даф.
– Так ты об этом знала? – удивился Буслаев. Даф скатала снежок и с удовольствием куснула его, как яблоко. Страж света может позволить себе не думать о такой пошлой прозе жизни, как простуда.
Ну я этого не исключала. Да только что толку знать то, чего не можешь изменить? – сказала она.
Не прятать же голову в песок!
– Это ты напрасно. Песочек – штучка теплая и приятная. Вот только дышать через него неудобно… – с иронией заметила Даф, доставая флейту. – Ну где там этот шпик?
– Труба крайнего дома.
– Того пятиэтажного, что по правую сторону? – уточнила Даф, не оборачиваясь.
– Да.
Даф подняла флейту к губам. Маголодии Меф не услышал, но снег вокруг них внезапно взлохматился, точно они оказались в центре бурана. Когда же снег улегся, Меф увидел, что труба, за которой пряталась тень, невредима, зато с дома напротив слизнуло разом все три трубы. Серая тень, вполне невредимая, на миг показалась, нырнула куда-то и пропала.
– Нилб! Дафна, ты пугаешь право и лево! – сказал Меф.
Даф обиделась.
– А ты пугаешь пятиэтажные дома с шестиэтажными! Купи себе счетные палочки!… И вообще, мы стояли с тобой лицом в разные стороны! Можно же было догадаться, что справа от меня – это слева от тебя? – огрызнулась она.
– Ладно, проехали! Будем надеяться: тот друг на крыше понял намек, – сказал Меф.
– Убедился, что ты был неправ? Убедился? – напирала Даф, которой, как светлому стражу, хотелось докопаться до истины.
– В философские диспуты после обеда не вступаю! – миролюбиво сказал Буслаев.
Меф по опыту своему знал: чем пустячнее повод, тем бесконечнее спор. Снисходительность – главное оружие мужчины в его беспощадной и вечной борьбе с женщиной, которая по определению всегда права.
Они искали кота до вечера и, отчаявшись найти, по предложению Мефа вновь засели в кафе.
– Так мы его никогда не найдем! – сказала Даф. Врожденное чувство ответственности мешало ей расслабиться.
– Не факт! Может, как раз и найдем, – заметил Меф.
– Почему?
– Ну вообрази: он мечется по городу, и мы мечемся. Много суеты и минимум шансов пересечься. Не умнее ли сидеть и ждать, пока он просто свалится тебе на голову? Причем ждать в хорошем и вкусном месте? – заметил Меф.
Дафна не нашла что возразить и заказзла себе приличный кусок сливочного торта.