Глава 8
ОБУЧЕНИЕ – ТРУП СОМНЕНИЯ

   Мефодий открыл глаза. С удивлением посмотрел на незнакомый потолок и стены, не понимая, почему не слышит утреннего храпа Эди. И лишь потом уяснил причину. На соседней кровати, пугливо поглядывая на Мефа круглым совиным глазом, лежал уже проснувшийся Вовва Скунсо.
   – Привет, череп! По зацелованным ботиночкам не скучаешь? – приветствовал его Мефодий.
   Скунсо рывком повернулся к стене и накрылся одеялом.
   – Взаимно рад тебя видеть! – добавил Мефодий и свесил ноги с кровати, соображая, что ему делать.
   Он точно не знал, идти ли ему на уроки в гимназию и знакомиться с новым классом, или… Как там накануне сказал Арей? "Если я тебя не зову, то у тебя обычный школьный день. Если зову – отправляешься в резиденцию".
   Неожиданно что-то стукнуло. Со стула упала книга в мягком переплете. "Классики и современники. Н.В.Гоголь. "Мертвые души", – прочитал Мефодий на обложке. Подняв книгу, он открыл ее на тридцать первой странице и нашел тринадцатую строчку.
   "– Как в цене? – опять сказал Манилов и остановился…"
   Некоторое время Мефодий отыскивал в этой фразе глубинный смысл, а затем, спохватившись, вызвал слезу и моргнул.
   "Приходи немедленно! Арей", – прочитал он.
   Мефодий быстро оделся и спустился вниз. На часах было половина восьмого. Охранник в будке у школьных ворот посмотрел на него с удивлением и что-то вопросительно сказал в рацию.
   Оглянувшись, Мефодий заметил, как из окна пристройки на первом этаже на него смотрит Глумович, бледный от недосыпа. Когда их взгляды встретились, Глумович поспешно отодвинулся в тень. Мефодий подумал, что ему уже известно о том, что произошло сегодня ночью в одной из жилых комнат.
   Охранник открыл ворота. Вскоре Мефодий уже был на Большой Дмитровке и нырнул под леса резиденции мрака. Пара ранних прохожих взглянули на него с любопытством. Мефодий, уже разобравшийся в ситуации, от них не прятался. Он уже понял, что, вздумай увязаться за ним кто-то посторонний, он попадет в пустой дом с провалившимся полом и выщербленными ступенями.
   Журчал фонтан. Устроившись в кресле, Улита поставила себе на колени коробку с конфетами и вращала западающий диск телефона. Традиционные стражи мрака брезгливо относятся ко всем изобретениям лопухоидов, к телефонам в том числе. Арей не был исключением, однако Улита ухитрилась откопать дряхлый аппарат в одной из комнат дома № 13 и тогда же придумала для себя эту нелепую игру.
   Правила игры были просты. Улита произвольно набирала номер, даже не утруждая себя запоминанием последовательности цифр, и, когда ей отвечали, говорила своим хрипловатым, хорошо поставленным голосом:
   – Привет! Это я!
   – Кто я? – удивлялись на том конце провода. Ответить мог кто угодно – мужчина, женщина, ребенок. Улите было все равно, кого дурачить.
   – Да я, я! – нетерпеливо повторяла ведьма. – Не узнал что ли?
   – Нет.
   – Ну дела! Это ж надо, своих не узнавать! Загордился? Клад нашел? – убежденно говорила Улита. Это был самой ответственный момент: подсечется рыба на крючок или нет. И рыба обычно подсекалась.
   – Валя что ли? Оля? Анна Валерьевна? – нерешительно спрашивал голос.
   – Думай, думай! Пока холодно! – поощряла Улита.
   – Ритка! Рит, это ты что ли?
   – Совсем холодно, – обижалась Улита. – Ну, давай подскажу! Я еще в гостях у вас была!
   – А, вы сестра Толика! Галя!.. – взвизгивал голос.
   – Ну и ста лет не прошло!.. – хмыкала Улита. – Я у вас кое-что забыла!
   – Серьезно? Да ничего вроде не забывала…
   – Вспоминайте давайте! Заиграть решили, а? – весело спрашивала Улита.
   – Да ты хоть скажи: что?
   – Сами думайте!
   Собеседник начинал сомневаться.
   – Не зонтик, нет? Но он вроде давно тут висит!
   – Он самый! И только попробуйте его потерять! Я скоро буду на танке в сопровождении роты спецназа! – говорила Улита и эффектно опускала трубку.
   Иногда Улита творчески меняла концовку. После того, как ее "узнавали", она вместо банального хода добавляла в голос интриги и говорила:
   – Слушай, только ты не удивляйся. Я у вас в сахарнице кольцо свое золотое закопала.
   – Кольцо в сахарнице? Зачем? – пугался человек.
   – А шут его знает зачем. Навеселе была, а оно с пальца соскакивало. Посмотришь?
   Примерно в трети случаев собеседник действительно соглашался поискать в сахарнице. И вот это был уже триумф. Вот и сейчас, когда Мефодий заглянул к ней. Улита переживала очередной триумф.
   Она подскакивала на кресле, роняя конфеты, и орала:
   – Ты глубже рой, глубже! Ложкой зачерпывай, а теперь пальцами пересыпай! Как нет? Слушай, а ты его не проглотил?
   Заметив Мефодия, Улита брякнула трубку на рычаг. Игра начинала ей надоедать.
   – Странные существа эти лопухоиды! Им нужна не суть, а лишь твоя уверенность в том, что ты знаешь суть. Твердый голос, немного тайны – и все, они твои. И заметь – никакой магии, даже малейшей, чистая техника. Захоти я собрать все зонтики, сумки и косметички, что мне наобещали, – я заработала бы грыжу! Правда, возникли бы сложности с узнаванием. Все же способности к смене личин у меня меньше, чем у любого заурядного оборотня… Ты не помнишь, мы заказывали для них серебряные ошейники? А то они в следующую пятницу припрутся – все тут переколбасят, – заявила она Мефодию.
   – Не помню… Слушай, зачем ты это делаешь? В смысле, зачем дразнишь бедняг? – спросил Мефодий.
   Улита задумалась. Она грустно подняла с ковра упавшую конфету, сняла с нее пальцами прилипший волосок, подула на нее и съела.
   – От микробов я не умру. Я умру от голода, – протянула она задумчиво. – Ты спрашиваешь: зачем? Хм… ну вообще-то это забавно. И еще одна причина. Интрига… Я ведь страшная, как смертный грех! Нормальные парни не влюбляются в меня. А по телефону голос у меня наповал разит… Смекаешь?
   – А магией влюблять не пробовала? – спросил Мефодий.
   – С магией скучно. Запросто можно, но скучно… И потом, я еще пока не встречала такого, которого мне бы хотелось охмурить во что бы то ни стало и любой ценой… Вот за нос поводить – дело святое, – заверила его Улита.

***

   Арей знаком велел Мефодию приблизиться. По его разрубленному лицу блуждала загадочная улыбка. Стрелка волос зловеще наползала на лоб.
   – Как спал? – спросил он.
   – Нормально.
   – А новые друзья как?
   – Классные ребята, с воображением. Думаю, мы сойдемся, – помедлив, сказал Мефодий.
   Он догадывался, что Арей и без его рассказа знает о том, что случилось ночью в школе. Едва ли вообще что-то могло укрыться от взгляда барона мрака.
   Арей не без одобрения взглянул на него.
   – Отлично. Не люблю жалующихся людей, с охотой превращающих собеседника в эмоциональный унитаз. Таким тряпкам стоило бы прижигать язык уже после первого предупреждения… Теперь вот что. Этой ночью для тебя доставили из Канцелярии посылку. Не думал, что это произойдет так скоро. Обычно они тянут до последнего… Взгляни!
   На пугающе черном столе Арея, в котором взгляд увязал, как в трясине, лежал длинный деревянный футляр. Арей толчком придвинул футляр к Мефодию.
   – Открой его! – приказал он.
   Мефодий откинул крышку. На бархате цвета засохшей крови лежал меч с узким лезвием. Рукоять, скромная и без узоров, была длиной примерно в две ладони Мефодия. Буслаев пригляделся. Меч был тускловат, имел около дюжины мелких зазубрин и одну глубокую. Конец меча был сколот наискось. Чем-то это напомнило Мефодию его передний зуб, и он улыбнулся.
   – Возьми его! – потребовал Арей.
   Мефодий протянул руку и коснулся рукояти меча. Барон тьмы испытующе смотрел на него.
   – Ты что-нибудь чувствуешь? – спросил он.
   – Не знаю… Ничего, наверное.
   – Ни боли, ни отторжения?
   – Нет.
   – А как тебе сам меч?
   – Неплохой. Но я, вообще-то ничего в этом не понимаю.
   – Недурно, – сказал Арей. – Было бы хуже, если бы ты стал с заумным видом рассуждать о балансе, пытался вращать клинок на самурайский манер или рассуждал о способностях заточки. Тогда бы я точно понял, что из тебя никогда не получится толкового мечника. А теперь взмахни мечом!.. Несколько раз ударь по столу, футляру, креслу… Плевать на мебель!.. Ну!
   Мефодий неумело занес руку с мечом. Тяжеловат. Рубиться на нем требует привычки. В реальной схватке он, скорее, выбрал бы боевой топор.
   – Бей! – велел Арей. – Ну!
   Мефодий неуверенно рубанул стул. Стул покачнулся, но так и остался стоять. На спинке появилась длинная трещина, но она возникла бы и от удара любой заостренной железкой.
   – Ну! Бей еще! – страшно крикнул Арей.
   Он продолжал пристально смотреть на Мефодия. Его явно интересовала не сила его ударов, не техничность, не чувство клинка, а что-то другое. Что-то, о чем знал только он, барон мрака.
   Мефодий два или три раза ударил мечом стул, отнесшийся к этому избиению равнодушно. Потом, постепенно входя в раж, уколол стену и разрубил раму парадного портрета горбуна Лигула. Изображенный маслом Лигул брезгливо отряхнул с лат осколки стекла и, урча, как вурдалак, которому погрозили осиновым колом, медленно направился к краю портрета. Арей захохотал. Лигул, точь-в-точь как живой, поправил криво нахлобученную голову, искоса взглянул на мечника и исчез за разрубленной рамой.
   – Браво, юный друг мой! На одного шпиона меньше, да только тут их добрая дюжина, – одобрил Арей.
   Мефодий отвлекся, слушая его, забыл о занесенном мече и хотел уже машинально опустить клинок, как вдруг меч, не то чтобы против воли его руки, но точно по заговору с ней, описал дугу и легко, почти играя, разрубил толстенную столешницу. Стол покачнулся на кривых ножках и развалился на две части.
   Мефодий разжал руку, оставив меч в столе, и не без опаски уставился на свои пальцы. Неужели это они разрубили стол? Или не они? Арей спокойно посмотрел на свой рассеченный стол. Когда клинок, разрубая стол, пронесся в опасной близости от его головы, ноздри у него чуть расширились. И все. Больше он ничего не выдал своего волнения.
   – Вот оно как, – сказала Арей негромко. – Я догадывался, что он меня не любит. Но почему не любит! Он помнит! Ишь ты, умная железка… Даже теперь, спустя столько веков.
   – Что помнит? – спросил Мефодий.
   – Неважно. Когда-то мы были знакомы с его прежним хозяином… А затем знакомство прекратилось. Но сейчас важнее другое, – загадочно сказал Арей.
   – Что важно?
   – Меч признал не только меня, но и тебя. В тебе он увидел нового хозяина, иначе никогда не подчинился бы. Я доволен. Верни его в футляр. Продолжим обучение позднее, – сказал Арей.
   – Ну вот! А я только вошел во вкус! А что, меч мог меня и не признать? – спросил Мефодий.
   Барон мрака кивнул:
   – Вполне. Оружие своенравное. Насколько я знаю, предыдущему хозяину, одному их холуев Лигула, он отсек ногу. Лично меня это не удивляет. В конце концов, это бывший меч Древнира. Тебе ничего не говорит это имя?
   – Не-а.
   – Когда-то этот меч служил свету и даже теперь, пройдя долгой дорогой преображений, не любит абсолютной тьмы. Даже сражаясь на стороне мрака, он не переваривает подлости. Странная, но часто встречающаяся двойственность…
   Арей щелкнул ногтем по футляру. К клинку он по-прежнему избегал прикасаться.
   – С мечом мы разберемся позже. Меч – это всего лишь оружие. Если уподобить все человеческому телу, то оружие – это рука, а интуиция – глаз. Страж без интуиции – создание на грани казуса, не имеющее права на жизнь. Все равно его убьют рано или поздно. Ты понял, о чем я?
   – Смутно,– сказал Мефодий.
   – Сейчас поймешь, – мягко заметил Арей.
   Мефодий не успел ни отпрыгнуть, ни сделать шаг в сторону. Он просто услышал грохот. Что-то зацепило его по щеке, а затем он понял, что стоит внутри тяжелого обруча. Цепь огромного светильника, прежде спокойно висевшего в кабинете барона, сорвалась и замкнула Мефодия в литом кольце. Чуть правее или чуть левее – ему размозжило бы голову. Теперь же светильник ограничился тем, что выкрошил паркетный пол у его ног.
   – Вытри кровь, синьор помидор! Улита потом заговорит рану… Как видишь, клинок ничего не решает. Будь ты тысячу раз великий мастер, ты не успел бы даже достать меч. Судьба битвы чаще решается еще до битвы. Для этого и существует интуиция! – сказал Арей, снисходительно наблюдая, как Мефодий выбирается из литого кольца.
   Буслаев опасливо проверил взглядом, что еще и откуда может на него свалиться. Оказалось, что свалиться может многое и из разных мест.
   – А как мы будем тренировать интуицию? – спросил он не без опаски.
   Арей остро глянул на него:
   – Ты ведь не телепат, нет? Ну-ка! Так я и думал: ты не подзеркаливаешь, зато, кажется, видишь ауры и энергетические потоки. Кроме того, у тебя особая связь с окружающим миром: стихии, предметы… Прекрасно, будем развивать этот дар. Закрой глаза! Нет, этого мало: завяжи их, чтобы не было искушения открыть их! Возьми вон ту черную ленту! Живее!
   Не успел Мефодий прикоснуться к ленте, а та была уже у него на глазах, бесцеремонно врезавшись узлом в затылок. Лента была не просто непрозрачной. Она буквально зачеркивала само понятие "свет". Мефодий даже не знал, где находится окно. Он понял вдруг, что не сможет сорвать ее, пока этого не пожелает Арей.
   – Браво, синьор помидор! Рад, что ленте ты понравился. А еще лучше, что ты не знаешь ее истории. Поверь, что на всякого вчерашнего лопухоида она, история то бишь, действует удручающе. Но "меньше знаешь, лучше работаешь ложкой", как любила порой говорить одна моя знакомая отравительница, – услышал он голос Арей.
   Мефодий коснулся пальцами ленты. Она была скользкой, как змеиная кожа. Он попытался оттянуть ее, дернул: бесполезно.
   – Не паникуй! – приказал Арей. – Во всяком случае, теперь глаза тебе не помешают. В таких вещах они, поверь, лишние. А сейчас делай то, что я тебе скажу. Пусть твое сознание станет пустым. Представь, что ты стоишь перед спокойным, зеркальным прудом и видишь все вещи отраженными.
   Мефодий честно попытался представить себе пруд. Черная вода, кувшинки, лягушки в камышах.
   – А вот лягушек я не просил! Это чистая самодеятельность. Ну да ладно, если тебе так проще. А теперь скажи: что я держу сейчас в руке?
   – Не знаю! – сказал Мефодий.
   – Думай!
   – Карандаш, нет? Тогда кожаная папка? Пепельница? – безнадежно спросил Мефодий.
   – Ты пытаешься вспомнить, что лежало у меня на столе. Это не тот путь. Смотри на воду! Сосредоточься! Ну!.. В тебе это есть, или я не требовал бы невозможного! И не пытайся подглядеть. Поверь – это бесполезно.
   Мефодий всмотрелся в черную воду воображаемого пруда. Он всматривался и ничего не видел. Лишь лента вгрызалась ему в глаза.
   – Не напрягайся! Никаких лишних усилий. Просто смотри, и все! Видишь? – сердито спросил Арей.
   – Нет.
   – Арей, ты его запугал. Как наш малыш может расслабиться, когда ты чуть не прибил его своим дурацким светильником? Можно, я загадаю? Меф, сколько пальцев я показываю? – крикнула Улита, заглядывая из приемной.
   – Один средний, – даже не оборачиваясь, уныло сказал Меф.
   – Вот видишь! Правильно, один. Но как ты догадался? – восторжествовала ведьмочка.
   – Ты только его и показываешь. Догадаться несложно. Марш к своим почтовым джиннам! – буркнул Мефодий.
   Арей хмыкнул.
   – Ого, процесс пошел! Мальчик уже хамит чужим секретаршам! Базовая магия как у дохлой лошади, но сколько апломба!.. А теперь думай, Меф, или я ради разнообразия начну стрелять в тебя из боевого арбалета! Поверь, это здорово прочищает мозги расслабившимся стражам, – пригрозил он.
   – Не надо. Я хороший. У меня на арбалетные стрелы аллергия, – сказал Мефодий.
   – Тогда отвечай!
   – Пепельница… ой… я говорил… Чернильница? Кинжал? Печать?
   – Улита, арбалет! – холодно приказал Арей. – И натяни тетиву получше… Если синьор помидор не хочет тренировать интуицию, будем тренировать его умение держать удар.
   – Блин… Мало меня светильником глушили… – сказал Мефодий. Он вдруг очень ясно увидел, как короткая арбалетная стрела-болт выходит у него из спины.
   – Я жду! – поторопил Арей.
   Мефодий не пытался уже увидеть никакого пруда. Ему стало вдруг плевать на кувшинки и черную воду. Зато он внезапно понял, что лента, стягивающая ему глаза, имеет свои изъяны. Как раз в районе правого глаза Мефодия плотная ткань разошлась, и туда пробивался свет. Он попытался сфокусироваться на этом крошечном пятнышке света. У него долго ничего не получалось, а потом он все же понял, что при большом старании может что-то увидеть. Нечетко, расплывчато, но может…
   – У вас ничего нет в руках. Вы просто гладите пальцами свой шрам, – не слишком уверенно сказал Мефодий.
   Арей быстро вскинул голову:
   – А вот это уже в точку! А что я делаю теперь?
   – Вы дотронулись до усов… Теперь пальцы коснулись лба… А вот сейчас у вас точно кинжал в руке… Нет, его ножны…
   – Как ты догадался?
   – Ну… Сам не знаю…
   – Говори правду!
   – Я подсмотрел. Лента дырявая, – сознался Мефодий.
   – В самом деле? Где же? – с внезапным любопытством спросил Арей.
   – На правом глазу, чуть снизу! Сместить ее, чтобы было не видно?
   – Не стоит. Лента идеальна. Поверь, ее не проткнуть ни одной иглой в этом мире и не разрезать никакими ножницами. Просто твое сознание пробило брешь именно здесь, и правый интуитивный глаз проклюнулся у тебя раньше левого. Разумеется, я предпочел бы левый, но и это неплохо. Продолжим! Что я делаю теперь?
   – Вращаете на пальце пряжку плаща.
   – А как она выглядит? Опиши ее подробнее, в мельчайших деталях! Какой на ней узор?
   – Я не вижу… Слишком мелко.
   – Старайся! Размер имеет значение только при выборе арбузов.
   – Похожа на ракушку… Мелкая вязь… – сказал Мефодий и вдруг ощутил, что у левого глаза в ленте тоже появилось крошечное отверстие. Теперь он видел обоими глазами, причем одним лучше, чем другим.
   Мало-помалу Мефодий различал Арея все отчетливее. Казалось, дыры в повязке постепенно расширяются, а сама повязка расползается. Теперь Мефодий видел не только то, что происходило перед ним, но и то, что было за стеной. Он даже сумел различить Улиту, которая сидела за секретарским столом и, как патроны из обоймы, выщелкивала из коробки шоколадные конфеты.
   – Не отвлекайся! Что я делаю теперь? – строго сказал Арей, откуда-то знавший все, что происходит.
   – Вы дотронулись до своего дарха!
   – Дотронулся? Ты уверен?
   – А, нет! Играете им… Теперь раскачиваете за цепочку.
   – Отлично, Меф, отлично! Да только ты ошибся!
   – Как это? Нет, вы играете с дархом! Точно! – Мефодий даже обиделся.
   – А я говорю тебе, что ты ошибся! Ты видишь все сейчас в голубоватой дымке, не так ли?
   – Э-э, ну да!
   – Так вот: я не дотронулся до дарха. Я лишь собирался сделать это. Вот теперь у тебя действительно что-то начинает проклевываться. Это и есть предвидение! Поначалу же это было только интуитивное зрение… Еще одна попытка?
   Голос Арея не изменился, но Мефодий ощутил вдруг, как к его шее несется изогнутый клинок двуручного меча. Холод – и вот уже его отсеченная голова катится по паркету. Мефодий закричал и быстро присел, схватившись руками за голову. И… понял, что она на месте.
   Повязка с его глаз упала. Он увидел Арея, который задумчиво разглаживал черную ленту – абсолютно целую. Никакого меча в руках не было.
   – Браво, синьор помидор! Я почти доволен. Нельзя сказать, что ты идешь семимильными шагами, но все же тащишься помаленьку… – сказал он.
   Снаружи нерешительно скрипнула дверь, ведущая из дома № 13 наружу, под затянутые пыльной сеткой леса.
   – Кто это? Отвечай, не оборачиваясь, – велел Арей.
   – Э-э… Тухломон. С ним еще кто-то… Девчонка! – сказал Мефодий не без гордости. Все же между ним и комиссионером были две сплошные стены.
   – Опиши ее!
   – Примерно моего возраста. Светлые пушистые волосы, завязанные в два хвоста на голове – торчат под немыслимыми углами. Джинсы. На шее шнурок с маленькими крыльями. Колечко в нижней губе. Рюкзак с какой-то дудкой.
   – И смешал же ты в кучу колечки и рюкзаки… Девчонка-то симпатичная? – вдруг перебил его Арей.
   – Ну… да! Безумно, – сказал Мефодий, чувствуя, что слегка краснеет.
   – Так ты говоришь, симпатичная? – прищурился Арей.
   – Я не говорил "симпатичная"! Это вы сказали! – возмутился Мефодий.
   Арей хмыкнул.
   – Зато ты сказал: "Бэ-эзумно!" А между "бэ-эзумно симпатичной" и просто симпатичной чудовищная пропасть. Будь осторожен, мальчик. Не слишком доверяй дочерям Евы. Не исключено, что нам придется в самое ближайшее время снести этой девчонке голову.
   – Почему? – напрягся Мефодий.
   – Потому что три трели ее флейты могут сделать из тебя дуршлаг и освободить все эйдосы из моего дарха. Имей в виду, что по всем признакам эта девчонка – страж света.