Глава 4
БУДНИ ЭДЕМСКОГО САДА
Котик Депресняк выглядел как ходячая укоризна. Его мама была аккуратной и милой эдемской кошечкой, а папаша – сбежавшим из мрака кошаком-монстром, с кожистыми крыльями, хвостом с зазубриной, красными глазами без век, когтями и клыками, с которых капал яд. Когда его прогоняли из Эдемского сада, два слабонервных стража рухнули в обморок, а третий, хорошо поцарапанный, долго принимал противоядие. Депресняк, плод этого короткого союза, унаследовал если не все лучшие черты своего папочки, то уж самые яркие точно.
Он был голый, без единой шерстинки, красноглазый, со складчатой кожей и перепончатыми белыми крыльями, на которых просматривались все артерии и вены. Ходячий биологический атлас потусторонних существ и к прочим достоинствам явный биовампир. Взяв его на колени на минуту, можно было лишиться хорошего настроения на неделю. Кошмарнее, чем его внешний вид, был только его же характер. Депресняк задирал кого придётся, вплоть до каменных грифонов, а число его шрамов было сопоставимо только с его же ста двадцатью острыми зубами, росшими у него в три ряда. Правого уха он лишился в драке, левое же было разодрано чьей-то когтистой лапой натрое, точно простреленный шрапнелью флаг.
Целыми днями Депресняк летал по Эдемскому саду и охотился, мечтая превратить какую-нибудь райскую птичку в тушку с тем же названием. К счастью, райские птицы были начеку. Нападать же на финистов, спокойных, уверенных в себе ясных соколов, Депресняк не отваживался. Даже прихрамывая на все извилины, он не был самоубийцей.
Только у Даф с её склонностью к непредсказуемым поступкам могло хватить фантазии завести себе такую зверушку. Однако даже Даф оправдывалась тем, что Депресняк завёлся сам.
Случилось это так. Однажды утром она проснулась от крайне неприятного звука. Кто-то что-то раздирал, и этим чем-то, по всей видимости, была подушка, на которой она спала. Открыв глаза, Даф увидела перепончатые крылья и мятую, недовольную усатую морду.
Дафна поспешно проверила, на месте ли крылья. Бронзовые крылья висели у Даф на кожаном шнурке на шее. Они были небольшие, по размеру не превышавшие половины ладони. Однако это было самое ценное, чем больше всего дорожил и чего больше всего боялся лишиться всякий страж света. Для каждого стража света крылья были так же дороги, как дархи для стражей мрака. Однако разница всё же существовала. Если в дархах хранились порабощённые эйдосы, то в крыльях накапливалась энергия благодарности уже спасённых эйдосов. Разумеется, только тех из них, которых стражам света удавалось отвоевать и вырвать из цепких лап стражей мрака.
Всё это время кот продолжал наблюдать за Даф. Он уже перестал раздирать подушку. В воздухе плясали перья.
– Что тебе надо, бродячий кошмар? Ты в курсе, что я ненавижу котов, собак и хомячков? Моя слабость – гремучие змеи, тарантулы и хамелеоны, – сказала Дафна.
Кот молчал – только смотрел на неё своими красными, как раскалённые угли, зрачками, которые то сужались, то расширялись.
– Гипнотизируешь меня? Дохлое дело! – заявила Даф.
Кот продолжал смотреть. Он явно никуда не спешил.
– Ладно: уговорил, противный! Молока или потанцуем? – сдалась Даф.
Кот хрипло мяукнул.
– Значит, молока, – перевела Даф. – А потом бери крылья в лапы и кыш! Я предупредила: мне коты не нужны!
Она подошла к шкафчику и открыла скрипнувшую дверцу. Она обожала всякое лопухоидное старьё, которое тайком притаскивала сюда из мира смертных. За это могло влететь и часто влетало, однако Даф было на это как-то плевать.
От молока кот отказался, только брезгливо понюхал. Так же решительно он проигнорировал рыбные консервы, нектар и даже амброзию.
– Ну извини! У меня больше ничего нет. Только серная кислота! – раздражённо сказала Даф, которая недавно принесла её для кое-каких опытов.
Депресняк возбуждённо замяукал и, взлетев, попытался выбить бутылку с серной кислотой из рук у Даф. Ему удалось даже отгрызть треугольными зубами горлышко.
– Ты уверен, что действительно её хочешь? Ну рискни! Очень надеюсь, что ты бессмертен, – задумчиво произнесла Даф.
Не переставая мурлыкать, кот вылакал всю серную кислоту из дымящейся миски.
– Ну дела! – сказала Даф, убедившись, что кот жив. – А ты мне нравишься. Не возражаешь, если я буду называть тебя Депресняк? Это имя просто создано для тебя. Не приглашаю тебя остаться, однако можешь заскакивать ко мне время от времени.
Кот равнодушно завалился на бок и стал вылизывать заднюю лапу. Он явно не нуждался в разрешении и плевать хотел на всякие сюси-пуси. Так началось их знакомство. Уже после Даф разобралась, что кота нельзя гладить и брать на руки. На ладонях сразу появлялись волдыри, а настроение мгновенно уходило в минус. Когти же Депресняка оставляли следы даже на железе и камне.
Зато потерять кота оказалось просто невозможно. Депресняк прекрасно ориентировался в пространстве, включая и пятое измерение. Несколько раз он надолго пропадал, но после находил её где угодно – в самых невероятных местах. Дафна была уверена, что он почуял бы её даже на Луне.
***
Утром, когда всё началось, Дафна – она же просто Даф – она же просто Да… в общем, как её ни назови… без особой цели бродила по Эдемскому саду. Белые облака, солнце, благоухающие розы, ливанские кедры, арки, обвитые виноградом… Всё это было привычно и, как всё привычное, навевало тоску. Даф пришла в голову кощунственная мысль, что в Эдемском саду, мягко говоря, скучновато.
Даф подошла к пруду, в котором плескалось несколько русалок (три русалки зазывно хохотали, а одна неэстетично ела сырую рыбу), и, склонившись к воде, посмотрела на своё отражение. Вздёрнутый нос, длинные волосы, собранные в два длиннейших светлых, торчащих под немыслимыми углами хвоста (всего лишь магическая укладка III степени экстремальности, действующая не более семидесяти лет после наложения заклятия), пухлые губы и общее скучающее выражение лица.
«Вурдалака бы сюда! Или хотя бы парочку жутких призраков, бряцающих цепями! Это добавило бы перчику в этот сладкий сироп!» – подумала Даф и с досадой бросила в хохочущих русалок сосновой шишкой.
Это была не самая удачная идея, потому что русалки немедленно ответили Даф залпами глины со дна и гниющих водорослей, а та, что ела рыбу, очень удачно запустила в неё недоеденной головой. Депресняк попытался спикировать сверху на одну из русалок и вцепиться ей в волосы, но русалка очень ловко ухватила его за хвост с зазубриной и окунула в пруд. На берег Депресняк вылез жалким и очень не в духе.
Даф пришлось срочно спасаться за куст самшита. Уже за кустом, благоухающим нагретой смолой, она сообразила, что элементарно могла применить магическую защиту – скажем, поставить силовой кокон, – и тогда русалки могли забрасывать её хоть до полного осушения пруда. Даже если бы на её месте вырос курган из водорослей – Даф не было бы от этого ни тепло ни холодно. В конце концов, она была одним из стражей, а русалки всего лишь нежитью. Но, увы, все хорошие мысли всегда приходят с опозданием. И чем лучше эти мысли – тем больше опоздание.
Даф издали швырнула в русалок ещё дюжину шишек, сняла с бронзовых крыльев прилипшие водоросли и, восстановив душевное равновесие, продолжила прогулку по Эдемскому саду. Мокрый Депресняк поплёлся за ней следом.
Утро у Даф не задалось. В этом она убедилась, когда на поляне наткнулась на свою прежнюю учительницу по музомагии Эльзу Керкинитиду Флору Цахес, по прозвищу Шмыгалка. Шмыгалка была в ампирном платье, вошедшем в моду в эпоху наполеоновских войн. До Эдемского сада мода докатывалась обычно с вековым опозданием. Эльза Флора Цахес притормаживала ещё на век, что тоже мало кого смущало. Шмыгалку окружали ученики, а она, подпрыгивая по своему обыкновению и то и дело проводя внешней частью ладони по носу (за эту привычку её и прозвали Шмыгалкой), обучала их играть на флейте. В основном ученики Шмыгалки были совсем ещё малявки, которым едва исполнилось по семь-восемь тысяч лет.
– Фдети мои, флейта… э-э… как вы очень очаровательно знаете… есть очень основной магический фюстрюмент. Страж света без флейты так же невозможен, как страж тьмы без меча и дарха. Не расставайтесь со своими флейтами ни фнём, ни фёчью. Музыка ваших очень замечательных флейт может творить чудеса. Астролябий, друг мой, будьте очень любезны, продемонстрируйте нам маголодию трансформации, которую мы проходили вчера! – восторженно повизгивала Шмыгалка.
Вперёд выдвинулся лобастенький карапуз с флейтой. В его маленьких глазках светилось образовательное рвение. Даже Даф, знавшая толк в отличниках, поёжилась.
– Чего превращать? – спросил он деловито.
Шмыгалка пошарила взглядом по поляне и, разумеется, нашарила Даф, которая не успела шагнуть в заросли. Шмыгалка даже подпрыгнула – не то от радости, не то от предвкушения, что Даф наконец попалась ей в лапки.
Разумеется, Эльза Керкинитида Флора Цахес узнала ту, которая доводила её четыре долгих века, пока она обучала Дафну игре на флейте. Даф была неплохой ученицей, но только больно уж самостоятельной. Вместо обычных маголодий она больше любила играть сочинения лопухоидных композиторов. С этим Шмыгалка никак не могла смириться и при всяком подходящем случае ударяла кувалдой своего учительского авторитета по самолюбию ученицы.
– Превратить… что же превратить! – бормотала Шмыгалка, скользя взглядом по траве. – АГА!..
«Уж не меня ли она сейчас попросит трансформировать?» – забеспокоилась Даф, ища глазами собственную флейту, висевшую на поясе в особом футляре, слегка смахивающем на ножны из мягкого бархата.
Однако Шмыгалка повела себя мудрее. Она сделала вид, что не обратила внимания на Дафну. Во всяком случае, до поры до времени. Даф оказалась в сложном положении: уйти сейчас, когда взгляд Шмыгалки уже остановился на ней, было бы неприлично. Тем более, что Шмыгалка со своими учениками стояла прямо на тропинке. Нырять же ни с того ни с сего в колючие заросли было бы довольно странно.
– Астролябий! Видите эту очень замечательную шишку? Будьте фюбезны, превратите её в лягушку, – громко сказала Шмыгалка.
Отличник задумался, складывая в голове маголодию. Затем он поднёс флейту к губам и заиграл. Его толстые щёки вдохновенно раздувались. Через несколько секунд шишка зашевелилась, потом подпрыгнула, а спустя минуту выпустила зелёные лапы. Астролябий, очень довольный собой, опустил флейту и вопросительно оглянулся на Шмыгалку.
– Ну как? – спросил он.
– Астролябий! Вы подарили мне фряндиозное разочарование в ваших скромных способностях! Это не лягушка! – укоризненно произнесла Шмыгалка.
– Как не лягушка? – запротестовал отличник.
– Нет, Астролябий, не лягушка! Это очень бяняльная д-жяба! Фтыдитесь, Астролябий! Мастерство состоит именно в овладении нюансами. Нюанс – это то, что правит миром, – сказала Эльза Керкинитида Флора Цахес.
Она поднесла к губам свою старинную, редкой формы деревянную флейту и одной короткой плавной трелью завершила превращение. «Д-жяба», ставшая лягушкой, благополучно уквакала в сторону пруда.
– Однако, Астролябий, вы не фядинственный, кто меня огорчает! – продолжала Шмыгалка. Она эффектно повернулась и оказалась лицом к лицу с подошедшей Даф. – Знакомьтесь, фдети! Это Дафна, моя самая одарённая ученица! Когда-то я очень неосторожно попросила её повторить несложную маголодию и разбить фстакан, уже, кстати, треснутый. Всего-навсего стакан. Требовалась только короткая трель! И что вы думаете? От её маголодии разбились все семь фрустальных сфер Эдема! А фстаканом я пользуюсь и фейчас.
По меньшей мере двадцать пар глаз уставились на Даф. Ей ничего не оставалось, как с неискренней улыбкой помахать всем ручкой. Не объяснять же этим малюткам, что тогда она была не в духе, и, вместо того чтобы подумать в нужный момент о стакане, сотворила – помимо своей воли – совсем другой мыслеобраз? Сработал закон подлости – самый надёжный и непреложный из всех законов мироздания. Она всё время боялась кокнуть эти сферы и именно поэтому кокнула их в неподходящий момент. Кажется, у греков случилась та же история, когда они пытались забыть о безумном Герострате.
К Даф тогда отнеслись довольно снисходительно – даже не особенно ругали, хотя ущерб был немалый. В конце концов, глупость – самый простительный из всех пороков, ибо не имеет налёта злонамеренности. Пожалуй, Шмыгалке тогда перепало даже больше Даф. Вот тогда-то Шмыгалка, решившая, что Даф устроила весь этот цирк намеренно, и затаила добро. Затаивать зло стражу света не полагалось по служебному положению.
Двадцать юных дарований продолжали не без ехидства созерцать Даф. Она по себе знала: ничто не доставляет такой искренней радости, как созерцание полного чайника, которого при тебе опускают ниже ватерлинии.
– А теперь, мои фюпсики, – сладким ангельским голоском продолжала Эльза Керкинитида Флора Цахес, – давайте попросим Дафну об очень милом одолжении. Уверена, эта флавная юная фёсёба нам не откажет. Помните, вы просили показать вам маголодию парирования? Это один из важных боевых фриёмов, особенно полезный при столкновении со стражами мрака и фрёчих неожиданностях.
«Только не это!» – подумала Даф. Она терпеть не могла маголодию парирования, её пальцы едва успевали бегать по отверстиям флейты. И, разумеется, кому об этом могло быть известно лучше, чем её учительнице по музомагии?
– Ты не откажешься, Даф? – спросила Шмыгалка с ещё более очаровательной улыбкой.
– Разумеется. Это была моя голубая мечта идиота, – сказала Даф.
Эльза Керкинитида Флора Цахес улыбнулась приятной улыбкой голодного крокодила, которому сообщили, что сегодня в полдень в Ниле будут купаться финалистки конкурса красоты.
– Фрекрасно, милочка… Я так и фюмала! Тогда не будем терять фремя! Время есть феньги, а феньги есть аппендицит цивилизации. Доставай свою флейту, Даф!
Рука Даф скользнула к бедру. Уж что-что, а флейту она умела выхватывать быстрее, чем средний американский ковбой выхватывает пистолет из кобуры. Это умение стражи света доводят до автоматизма ещё в первое десятилетие занятий, ибо только оно порой помогает сохранить крылья и жизнь в схватке со стражами мрака.
– Милые фдети, напоминаю вам, что парирование является фюгубо защитной магией. Пока вы фюсполняете эту маголодию, вы очень абсолютно защищены против всех видов магического и лопухоидного нападения. Фюсключение составляют лишь мечи и копья из иудина дерева, однако шанс встретиться с ними в бою не так велик. Главное, ни разу не сфальшивить… Сейчас я продемонстрирую вам всё на примере. Собираем эти милые шишечки и начинаем кидать их в Даф.
– А комья земли можно? – спросил Астролябий.
– А сухой птичий помёт? А камни? – мгновенно усовершенствовал ещё кто-то.
– Ах, фдети! Вы такие фшалуны, такие фидеалисты! Как же вы добросите помёт до середины поляны? На вашем месте я подошла бы поближе… А вот камней, пожалуй, не надо. Даф, конечно, умница, но её защита… хе-хе… не совсем идеальна. Начали!
Дарования разом наклонились, а в следующее мгновение на Даф обрушился град метательных снарядов. Ком земли, метко пущенный юным гением Астролябием, опередив шишечный залп, царапнул Даф по щеке. Она попыталась было отпрыгнуть, но вовремя сообразила, что от двадцати лоботрясов разом всё равно не увернуться, и торопливо заиграла.
Большой кусок коры, летевший Даф в голову, ударился о невидимую преграду и отскочил. Чтобы не отвлекаться и рефлекторно не уворачиваться, что могло повредить правильности исполнения, Даф закрыла глаза и сосредоточилась на маголодии. Она была не очень длинной – примерно полминуты чистого звучания. Маголодия, напоминавшая лёгкое дуновение ветра в листве, переходила в ритм, похожий на учащённое дыхание, и обрывалась высокой, вопросительной нотой – в которой звучало нечто от гимна любящего сердца мирозданию. Далее маголодия делала паузу в два или три такта и повторялась по кругу.
Даф слышала, как по защите снаружи барабанит град метательных снарядов. Её пальцы поспешно бегали по отверстиям флейты, а сознание рождало привычную цепь образов. Именно в них, в единстве образов и музыки, и состояла великая сила маголодии – сама же флейта содержала минимум волшебства и была лишь передаточным звеном. В отдельности же они не обладали бы достаточной силой даже для того, чтобы отклонить полёт песчинки.
– Вместо шишек и земли, как я собираюсь мудро заметить, может быть всё, что угодно! – громко сказала Шмыгалка. – Камни из пращи, реактивные снаряды лопухоидов, заговоренные дроты Догони Меня Смерть, холодное оружие… Это не имеет решающего значения. Как вы видите, ни одна из шишек не достигает цели. А теперь, очень милые фдети, запомните главное: сила в вас самих, а не в том, что вас атакует. Главное, не фюспугаться и не отвлечься. Думайте о маголодии, мечтайте и наплюйте на тех, кто пытается причинить вам вред… Тогда с вами ничего не случится!..
Град шишек и земляных комьев не ослабевал. К тому же один из юных экспериментаторов нашёл где-то палку и, бегая вокруг Даф, колотил ею по разным местам защиты, пытаясь нашарить брешь. Его круглая стриженая голова с большими любознательными глазами ужасно раздражала Даф.
«Добрые милые детки! Хорошая смена растёт, мама моя дорогая! Разве мы были такие? Мы были гуманные, отзывчивые… Ай! Вот гад, нашёл-таки дыру!» – подумала Даф, отгоняя сладкое детское воспоминание о том, как она защемила одному экземпляру голову дверкой шкафчика, чтобы было удобнее дать ему пинка.
Она исполняла маголодию уже в пятый раз и начинала уставать. Самым опасным теперь было задумываться о движениях пальцев и правильности дыхания, вместо того, чтобы создавать образы и думать о маголодии. Это мгновенно переводило маголодию в банальную технику и убивало всякое волшебство. Уже дважды Даф делала ошибки, и тогда защита исчезала. Один раз комок земли пролетел совсем близко от шеи Даф, а в другой раз палка, пройдя сквозь ослабевший барьер, царапнула её по лопаткам. Дети этого ещё не замечали, однако от опытной Эльзы Керкинитиды Флоры Цахес это не укрылось.
– И я о том же! Нет ничего опаснее для фюскусства, чем кондовый профессионализм! Дилетанты всего лишь опошляют искусство, а профессионалы его убивают! – сказала она назидательно.
Даф не вовремя задумалась над её словами, и сразу же ком земли едва не вышиб из её рук флейту, заставив сбиться. Немедленно на неё обрушился целый град всякой всячины, которую только сумели набрать на эдемском лугу шустрые создания.
Дафна поняла, что пора смываться. Правда, запрет на её полёты в Эдеме не был ещё аннулирован, но, в конце концов, крылья же у неё не отняли? Да или нет? А зачем тогда оставлять крылья, если всерьёз хочешь запретить полёты? Не для того ли, чтобы она хоть изредка, но отрывалась по полной программе?
Она сделала сальто, уходя из зоны обстрела, и уже во время кувырка нашарила бронзовые крылья. Шнурок привычно скользнул по руке, и Даф коснулась пальцем маленького отверстия между бронзовыми крыльями. В тот же миг Даф ощутила упругий толчок. Это позади, за её спиной, вызванные древней как мир магией, материализовались огромные крылья. Даф повела ими вперёд, словно зачерпывая воздух, а затем резко оттолкнулась, сделав два или три последовательных взмаха. Она почувствовала, как ветер напружинил маховые перья. Уже у самой земли могучая сила подхватила её и взметнула над поляной.
Это было сработанное до автоматизма движение – магия полёта, которое всегда отлично получалось у Даф. Гораздо лучше, чем стандартные маголодии, которые ей приходилось зубрить до посинения.
Залп шишек и земляных комьев пронёсся над взлетающей Даф, а затем она видела лишь восхищённые физиономии юных дарований. Вундеркинд Астролябий, сгоряча тоже вызвавший магией свои крылья – маленькие и слабые, как у курёнка, – подпрыгивал и пытался взлететь, однако самое большее отрывался от земли на метр-два.
– Я тоже так хочу! Почему она может, а я нет? – страстно вопил он.
Однако Дафна знала, что у него ничего не получится. Раньше, чем через десять тысяч лет после рождения крылья стражей света редко набирают силу для полёта. Лишь потом крылья начинают крепнуть, а маховые перья расти. Даже Даф взлетела не раньше, чем разменяла третий век одиннадцатого тысячелетия. До этого же времени она в основном разбивала себе нос, пытаясь научиться планировать с утёсов.
«Вот так-то! Можете и дальше свистеть в свои дудочки!» – подумала Даф с чувством превосходства и, заложив красивый вираж – правое крыло вверх и вперёд, а левым двойной толчок вниз, – исчезла за деревьями. Кажется, это была роща творческих грёз, хотя не исключено, что обычный самосад глюков – у Даф неважно обстояли дела с магической ботаникой.
Даф пролетала мимо виноградника вечного блаженства, когда внизу появилась Отставная Фея. Длинное розовое платье с рюшечками, бантиками и цветочками делало её сверху похожей на клумбу. Лицо покрывала сетка благообразных морщин. На переносице поблёскивали очки в медной оправе. В руке Фея держала волшебную палочку солидного калибра. В каталоге артефактов палочка обозначалась аббревиатурой ПИЖМД – Палочка исполнения желаний многократного действия. Мощи этой палочки хватило бы на то, чтобы превратить в кактусы целую дивизию волшебников средней руки. Главным недостатком палочки была длительность её перезарядки. После исполнения полусотни серьёзных желаний подряд её нужно было долго вымачивать в соке бузины с добавлением нектара, клевера и одолень-травы. Если исполняемые желания были с подвохом или палочку собирались использовать в военных целях, вместо нектара приходилось использовать гадючий яд.
Заметив Даф, Фея замахала ей, умоляя её, чтобы она снизилась. Даф послушно опустилась рядом, не очень понимая, что Фее нужно.
Сквозь фигуру Феи просвечивали деревья Эдемского сада. Отставная Фея была призраком, сохранившим немалую магическую мощь. Она то бродила среди лопухоидов, точно пасьянсы раскладывая их судьбы, то объявлялась в Эдемском саду. Прогнать её было невозможно. «Будь она эгоисткой, ей можно было бы ещё запретить вход. А так – никаких шансов! Эдем застрахован от злонамеренных, но не застрахован от идеалистов и радостных психов!» – печально говорили стражи света.
Фея пытливо посмотрела на Даф и, изящно подобрав юбки, опустилась на возникшую рядом скамеечку. Точнее, зависла над ней в воздухе. Призраки обожают соблюдать условности, которые соединяют их с миром живых. Особенно печально наблюдать, как они пьют чай и он, проливаясь сквозь их тело, стекает на пол. Если кого-то это смущает – призраки сразу понимают, что перед ними полный чайник.
– Привет, Даф! Я вижу: ты скучаешь! Ты знаешь, кто я? – мило улыбаясь, спросила Фея.
– Ага. Призрак феи, – легкомысленно сказала Даф, подавая ей руку. В момент, когда Фея коснулась её, Даф испытала небольшое покалывание в кисти.
Как-то они уже мельком встречались. Кажется, на одной из тех весёлых вечеринок, где эйфорию подают в глиняных кувшинах, а хрустальные фужеры, завязав глаза, разбивают заклинанием удалённого вандализма. На этих безбашенных вечеринках бывает полно привидений. Ещё бы – что беднягам делать в дурной бесконечности, как не шататься по сомнительным сборищам.
– Точно. Я призрак, – подтвердила Фея. – А знаешь, кто такие призраки?
– Ну, в общих чертах…
– Знать в общих чертах – значит не знать ничего. Призраки – заложники неразрешимых ситуаций. При жизни мы не смогли выйти из них сами и теперь раз за разом с болью переживаем прошлые ошибки, провались они во мрак! Так как собственная наша жизнь имеет характер условный, мы активно вмешиваемся в чужие. Даф, детка, позволь выполнить любое твоё желание! – предложила Отставная Фея.
Дафна понимающе усмехнулась. Она уже слышала об этом пунктике Отставной Феи. Начиная выполнять желания, Фея не могла остановиться и требовала всё новых. Так продолжалось час за часом и день за днём, пока желания у бедняги окончательно не иссякали. Причём Фея принимала к исполнению только настоящие, истинные желания. Желания же типа «Принеси тапочки», «Убери этот чай, он холодный!» или «Включи свет! Дышать темно и воздуха не видно!» изначально не рассматривались. Феи не шестерят, они решают проблемы в комплексе. Их интересуют только глобальные задачи, мелочи же они охотно оставляют козявкам и иже с ними.
– Сам принесёшь свои тапки, руки не отвалятся! Волшебные палочки потому и волшебные, что не размениваются по пустякам! – решительно говорила Фея.
Когда истинные желания заканчивались, она пожимала плечами, уничтожала всё, что бедняга успевал нажелать, и удалялась, разочарованная, оставив бедолагу у разбитого корыта. Этим она доказывала, что действительно истинных желаний не так уж и много – одна-два от силы, а всё прочее мелочь и пошлая шелуха. После встречи с Феей бедному стражу только и оставалось, что всю жизнь горько созерцать скорлупу своих разбитых надежд.
Дафне, этой очень неглупой девочке, несмотря на её молодость, прекрасно были известны все фокусы Феи. Поэтому она не собиралась просить ничего для себя. Это был верный способ оставить Фею ни с чем.
– Желание? Запросто! Погладь моего котика! – лениво предложила Даф.
Депресняк, давно с интересом поглядывавший на Отставную Фею, попытался потереться о её ногу и разочарованно мяукнул. Потереться о ногу призрака непросто. Фея наклонилась и почесала загривок кота волшебной палочкой. Депресняк заискрил. Оба его глаза несколько раз провернулись в своих орбитах и выразили полное блаженство. Столько энергии сразу он не получал ещё никогда. На время котик даже стал оптимистом. А потом рухнул на землю, и лапы у него расползлись.
– Передоз! – понимающе сказала Фея. – Однако знатная у тебя биовампирюка, много магии вытянула. Как зовут?
– Депресняк.
– Сколько «с»?
– Не знаю. Он беспаспортный. Но я на всякий случай пишу четыре. Не ошибёшься.
Фея посмотрела на Даф с интересом.
– Ты странный страж света, детка! Неправильный какой-то. Не пытаешься спасать мир, завела себе чокнутого кота с тягой к нелепой брутальности. Да и с молодыми людьми у тебя неважно. Давно бы уже могла играть с кем-нибудь на флейте. Эдакий магический дуэт, – заметила она.
Даф хмыкнула:
– Да ну, надоела мне эта флейта… Я не хочу быть стражем света. Мне это скучно. Я хочу быть актрисой.
– Актрисой? Ничего себе мечта. Я бы назвала её мечтой среднестатистической дебилки. Может, ты ещё хочешь, чтобы шоколадку «Даунти» переименовали в твою честь?
– Ничего вы не понимаете, а ещё Фея… – вздохнула Даф, разглядывая своё отражение в медных очках.
С полным сознанием условности своих действий, Отставная Фея провела пальцем по переносице, поправляя оправу.
– Отнюдь нет, милочка. Я понимаю больше, чем доктор Зигги в свои лучшие годы. Просто мне давно скучно понимать. Хочешь, я сделаю тебя актрисой? Мне это несложно, – предложила она, языком проверяя остаточный магический заряд волшебной палочки, как порой проверяют квадратную батарейку.
– Не-а, не надо. Я ваши фокусы знаю. Сделаете меня актрисой какого-нибудь погорелого театра. Надо будет играть восьмой фонарный столб на бульваре и верить, что маленьких ролей не бывает, а бывают занюханные актёры. Спасибо. Лучше я как-нибудь потом сама во всём разочаруюсь, – отказалась Даф.
Фея погрозила ей бледным прозрачным пальцем.
– Ишь ты, догадалась! Ты не подзеркаливала, нет? Примерно так бы я и сделала. Только вместо восьмого столба было бы: «Кушать подано! Своё спиртное распивать запрещено!» Знаешь, чем реальность отличается от фантазии? Тем, что, когда мечты сбываются, всё оказывается не так, как ты представляла. Роза, прекраснейший из цветов, имеет шипы. От мороженого болит горло. После эйфории всегда наступает облом и так далее. Выполняя желания моих клиентов, я довожу этот принцип до абсурда, чем и развлекаюсь… Кстати, я никогда не рассказывала тебе, как умерла?
– Не-а.
– Нелепая вышла история. Меня отравил Золушкин принц. Думаю, это случилось лет четыреста тому назад… – сказала Фея.
– Отравил? Тебя? – не поверила Даф. От удивления она даже перешла на «ты».
– Ну да… По правде говоря, его можно понять. Я его здорово подставила. Характер у Золушки был прескверный. От её дурного глаза дохли мухи и мыши. Родной фатер её боялся, а бедную мачеху и её дочек она просто со свету сживала. Да и принц был так себе. Он был сутулый, а его белый конь хромал. Да и вообще это была кобыла.
– Почему же тогда он полюбил Золушку? – озадаченно спросила Даф.
Фея лучисто улыбнулась.
– Загадка природы. Любовь зла, – сказала она и многозначительно погладила волшебную палочку.
Даф задумалась.
– Хорошо. Я понимаю, ты применила стандартное заклинание приворота и усилила его суточной магией, действующей до полуночи в пределах календарного дня. В этот момент произошла обратная трансформация заколдованной материи и утрата ею приобретённых свойств: карета стала тыквой, а кони мышами. Но как же красивая сказка? – разочарованно спросила она.
– Ты думаешь, в Средние века не было пиара? Фи, мон ами, пиар был всегда. Знаешь, какого размера была туфелька Золушки на самом деле? Сорок шестого! Именно поэтому она не подошла больше ни одной девушке в королевстве! Это впоследствии и обыграли, – сказала Фея.
Даф посмотрела на лазурное небо, по которому плыли правильные небольшие тучки. За их форму отвечал особый отдел благообразия и тишины. Дождей в Эдемском саду не было никогда. Только плановые ливни с четырёх до четырёх пятнадцати утра. Для полива этого вполне хватало.
– Мне здесь скучно! – пожаловалась Даф. – Важных заданий мне не доверяют, а в саду тоска зелёная. Другие стражи день и ночь играют на лютнях или фехтуют. Только и разговоров, что у какого-нибудь стража мрака срезали дарх и отвоевали дюжину эйдосов или кто-то исполнил виртуозную пьеску на арфе без помощи магии.
Фея со значением посмотрела на неё.
– Детка, осторожнее с крыльями! Страж света, который наденет шнурок со своими крыльями на шею смертного, полюбит этого человека и будет любить его вечно! А ведь когда-то им придётся разлучиться! – сказала она.
– В Эдемском саду нет смертных, – быстро возразила Даф.
Фея не ответила. Даф удивлённо повернулась. Скамейка была пуста. Фея исчезла. Призраки любят внезапные исчезновения и недосказанные мысли.
Даф задумалась. Она уже сообразила, что имеет дело с пророчеством. Впрочем, среди стражей света и тьмы пророчествуют все кому не лень, так что большую часть пророчеств ленятся даже записывать.
***
Неожиданно с поляны донёсся подозрительный шум. Там определённо шла возня.
Даф, имевшая талант влипать во все сомнительные истории, разумеется, не могла остаться в стороне. Она продралась сквозь колючий кустарник опасных желаний – должно быть, и внушивший ей все эти мысли запахом своей разогревшейся на солнце смолы – и осторожно высунула из него голову.
Но даже сделай она это не так осторожно, её появления никто бы не заметил. Все слишком были заняты делом. Четверо домовых из отряда защитников традиций – все крепкие парни в лаптях и красных рубахах – целеустремлённо мутузили одного западного гнома. Гном, видно пробравшийся ночью из западного сектора Эдема, пинался безнадёжно, но точно, стараясь попасть домовым в живот и по коленкам. Порой это ему удавалось, однако справедливого негодования домовых это ничуть не уменьшало. Не прошло и минуты, как домовые сбили гнома на землю, натянули ему на глаза красный колпак и деловито скрутили руки кушаком. Однако даже вслепую гном продолжал угрюмо плеваться и пинаться. При этом у него хватало ума не орать и лягаться в полной и даже зловещей тишине. Разборки домовых и гномов не должны выходить за рамки приличий – это правило было усвоено твёрдо.
Домовые, озираясь, выкатили откуда-то маленькую мортиру, головой вперёд затолкали в неё гнома и принялись поджигать запал. Дафну домовые явно не видели, иначе вели бы себя осмотрительнее.
– Больше не шпионь тут, западник! В следующий раз хуже будет! – заявил домовой, выглядевший века на три помоложе остальных.
Упрямый гном, даже торча в мортире, попытался пнуть его на голос. Мортирка выстрелила. Описав в воздухе дугу, гном умчался за лес и вскоре приземлился уже в западном секторе Эдема. Над садом прокатился его гневный вопль.
Тут только Дафна вспомнила, что она, как страж света, обязана следить за порядком, который самым наглым образом нарушается.
– Кгхм… Дафна, младший страж света! Что у вас тут происходит? Доложите обстановку! – приказала она.
Трое домовых сразу выдвинулись вперёд, загораживая Дафне дорогу, а четвёртый поспешно потащил мортирку в кустарник.
– Ничего не происходит! – бодро заявили домовые.
– Ложь! Я видела, как только что вы выстрелили гномом! – заявила Дафна.
Домовые заволновались.
– Это нечаянно. Он забрался в мортиру, видать, пороха хотел отсыпать, а она возьми да и бабахни! – бодро пропищал рыженький.
– Нечего было на нашу территорию соваться. Сегодня гном, завтра десант эльфов, а там ещё и тролли припрутся. Тут главное – слабину не дать. Кто к нам с мечом, того мы кирпичом! – заявил седобородый домовой.
– По закону за нарушение границы ему полагалось только предупреждение! – неуверенно сказала Дафна.
– А чего тогда енти гномы наших бьют? Только границу случайно пересёк, а их уже десятка два – с кирками и фонарями. Пока все ихние фонари перебьёшь – сам в фонарях будешь, – пожаловался рыжий.
Третий домовой, самый младший, ничего не говорил, а только шмыгал носом. Ему не исполнилось ещё пятисот лет, и он был лишён права голоса.
Дафна задумалась. Война домовых и гномов началась не сегодня и, видно, не завтра закончится. К тому же домовые были, что ни говори, свои, фольклорные в доску, а гномы чужие. И домовые это отлично понимали.
– Ну так что? Никто ничего не видел, никто ничего не слышал? Мы пошли? – подмигивая, спросил седобородый.
Дафна откашлялась. То, что она собиралась сделать, было совсем не по правилам, но не заполнять, в конце концов, кучу свитков, оформляя драку в Эдемском саду.
– Ладно, брысь отсюда! Но если ещё раз… – сурово начала она.
– Само собой, Даф! Чтоб мне на месте провалиться! Мы их таперя с цветами встречать будем! С куриной слепотой, с белладонной! Усе, как дохтырь прописал! – фамильярно сказал рыжий.
– Брысь, я сказала! – повторила Даф.
Седобородый и самый младшенький домовой не стали дожидаться повторного предложения и сгинули. Четвёртый домовой, уже спрятавший мортирку, с любопытством выглядывал из зарослей. Только рыжий не уходил и упорно маячил перед глазами.
– Спросить можно? Ты и есть та самая Дафна, которая… ну, про которую слухи всякие ходят? Будто тебя из стражей давно пора отфутболивать куда подальше? – поинтересовался он и, хотя доставал Дафне чуть выше колена, обошёл вокруг неё, нагло разглядывая.
– Нарываешься? – мягко спросила Даф.
– Ничего себе крылышки! И это страж света! Пять, шесть, семь чёрных перьев! Не хило, да? Никого не напоминает? – хихикнул рыженький, вновь забегая сзади. Он подпрыгнул и, схватив Даф за маховое перо, попытался вырвать его.
Дафна, забывшая использовать бронзовый талисман и дематериализовать крылья, рассердилась. Это был уже не просто наезд. Это была явная наглость, которую никак нельзя спускать. Даже в Эдемском саду. Улыбаясь, чтобы домовой ничего не заподозрил, она сосредоточилась и мысленно произнесла короткую формулу высвобождения энергии, состоящую из двух слов, каждое из которых было бы смертельным для любого нестража, если бы, разумеется, их произнесли с нужной интонацией и должной степенью внутренней сосредоточенности:
– Non possumus!* (*Не можем! (лат.). Формула категорического отказа. – примеч. Автора) – сказала Даф, одним движением извлекая флейту.
Трель была коротка и эффектна. Всё-таки четыреста лет практики. Захваченный врасплох домовой был телепортирован прямо в ствол спрятанной в зарослях мортиры. Грянул выстрел. Домовой, кувыркаясь, пролетел над головой у Дафны. Та не без удовольствия отметила, что мортира была нацелена в нужную сторону.
Судя по сдвоенному воплю, который вскоре донесло до них эхо, рыжий благополучно достиг западного сектора Эдемского сада и даже встретился с тем же самым гномом, из которого не так давно добросовестно вытрясал пыль. Но только теперь уже гном оказался в компании своих товарищей.
– Самой противно! Что-то я сегодня какая-то не такая! Злобненькая, мелкая… – виновато сказала Даф.
Домовые, банники, русалки, эльфы, гномы, лешаки и прочие существа, частично перекочевавшие в Эдемский сад после того, как на Земле почти не осталось безопасных уголков, в большинстве своём отличались завидным здоровьем и долголетием. Всерьёз повредить им было крайне сложно, разумеется, если не применять особых магических средств. Прежде их, как низших духов, имевших отношение к язычеству, никогда не допустили бы в Эдем, теперь же ворота его поневоле распахнулись для древних народцев. Часть из них теперь была под опёкой элементарных магов и их Продрыглого Магшества, заботу же о другой части взяли на себя хранители света. В гостеприимном Эдеме древние народцы быстро освоились, поделили его на сектора – русский, западный, китайский, индийский, вскоре перессорились и теперь то и дело вступали в стычки. До серьёзных столкновений не доходило лишь стараниями хранителей.
Вопрос, мудро ли было приглашать в Эдемский сад древние народцы, оставался одним из самых болезненных вот уже около сотни лет. С одной стороны, это были нежить и нечистые духи, с другой – времена изменились, и те, кто некогда властвовал над топями и пущами, теперь явно нуждались в защите и покровительстве.
***
Внезапно высоко, под прозрачным куполом небес, возникло белое пятнышко. Оно становилось всё различимее. Приглядевшись, Дафна поняла, что это один из стражей, причём не рядовой, а гонец из Дома Светлейших. Это было видно уже по размаху его белоснежных крыльев, который почти в полтора раза превосходил размах крыльев самой Дафны. Даф испытала нечто подобное профессиональной зависти. Чем шире размах крыльев, тем больше фигур высшего пилотажа можно сделать. Хотя у данного гонца, как определила Даф, когда он подлетел ближе, крылья были гоночные, малоприспособленные для маневрирования. Собственные крылья Даф были гораздо пилотажнее, да и скорость держали неплохо. Золотая середина. Дафне сразу захотелось посоревноваться с ним в полёте, хотя она и понимала, что это не принято.
К тому же Дафна ощущала лёгкое беспокойство. Таких гонцов не посылают в магазинчик за склянкой эфирного масла. Он явно нёс кому-то важное послание.
«К кому это он?» – подумала Дафна, заметив, что гонец, описывая круги, постепенно снижается. И почти сразу получила ответ.
– Да будет свет! – приветствовал её гонец.
– Да сгинет мрак! – испуганно произнесла Дафна вторую часть приветствия.
Третья часть приветствия звучала: «Да воспылают рвением сердца!» – и должна была произноситься тем же, кто произнес первую, но её обычно опускали для краткости. Кому угодно надоест слушать весь день одно и то же – стражи света не были исключением. Вот и теперь гонец сразу перешёл к делу.
– Дафна, страж №13066, третий дивизион света? – спросил он.
– Ну… э-э… в общем, да… – сказала Дафна.
– Генеральный страж Троил требует тебя к себе! Вызов первой срочности! Дом Светлейших, третье небо! – сообщил гонец и, набрав высоту, стал таять в кучевых облаках.
– Эй! А когда нужно быть? – крикнула ему вслед Дафна.
– Немедленно! – откликнулся голос из облака.
Даф стало не по себе. «Что я такого натворила?» – забеспокоилась она.
С Генеральным стражем Троилом Даф никогда прежде не сталкивалась, даже не видела его. Да и вообще, что могло понадобиться Генеральному стражу от младшего стража? Это было так же необъяснимо, как, скажем, вызов ученика средней школы к президенту. Медлить, однако, не стоило.
Иерархия стражей света была устроена очень просто. Чем больше были заслуги, тем меньше становился номер. Так, Дафна значилась в списке 13066-й, а Генеральный страж Троил был в списке стражей первым. Уловили разницу?
Дафна оглянулась, соображая, стоит ли брать с собой кота, но Депресняк, перебравший энергии после встречи с Феей, всё ещё нетвёрдо стоял на лапах. Да и вообще, едва ли Депресняк относится к той породе милых котиков, которые заставляют сердца таять, а руки – тянуться к пушистой шерстке. При виде Депресняка любая рука потянулась бы разве что к «маузеру».
Дафна разбежалась, расправила крылья и взлетела. Воздушный поток подхватил её, и вот уже под ней Эдемский сад – сад вечного лета, где с деревьев никогда не исчезают плоды. Маслины мудрости, виноградные гроздья нежности, груши щедрости, сливы честности, орех бессмертия и неуязвимости (вкус у него кошмарный, не каждый решится, да и скорлупа такая, что едва одолеешь ядерным взрывом). А вот внизу колючие заросли красоты, оберегающие маленькие белые ягодки. А там, гораздо правее, мелкими желтоватыми серёжками зацветает сентиментальность. Через дюжину солнечных дней ветер разнесёт по саду пыльцу, и тогда даже в самых отдалённых уголках сада можно будет услышать сладкие рыдания. Томно задумаются даже сухие чинуши в Доме Светлейших, роняя созерцательные слёзы на недописанные пергаменты с разбором деяний отдельных лопухоидов.
Царствуя над садом, на холме посреди Эдема растёт древо познания. Ветви его ломятся от плодов, склоняясь до земли. Никто из стражей не осмелится прикоснуться к ним – за это их ожидает неминуемая потеря вечности и ссылка в лопухоиды. Одни лишь гусеницы точат его упавшие яблоки. Они ведают и добро, и зло, но никогда ничего не скажут.
Дафна снизилась и прямо в полёте ловко сорвала большой персик с дерева храбрости. Когда идёшь к руководству такого уровня, излишек храбрости не повредит. Особенно когда ты не на лучшем счету у начальства.
Случай, после которого ей запретили летать, был нелепейший. Из любопытства Дафна начертила руну, которую обычно применяют стражи мрака. Причём не просто начертила, но ещё и шагнула в неё. Руна не должна была сработать, ибо магия не терпит подмен, но она сработала. Вспышка была такая, что слетелись хранители со всего Эдемского сада. У всех была возможность полюбоваться закопчённой и дымящейся Дафной.
Перья на опалённых крыльях у неё вскоре отросли новые, но почему-то тёмные. С тех пор многие косились на неё с подозрением. Что это за младший страж, у которого на одном из крыльев добрый десяток тёмных перьев? Поменять же крылья было нельзя. Они выдавались один раз и на всю жизнь. Считалось, что цвет и форма оперения отражают внутреннюю жизнь стража света и его опыт.
Самое досадное – в этом Дафна сама себе до конца боялась признаться – было то, что у неё из головы вылетело, какую именно руну она тогда начертила. Она помнила лишь, что руна была сложной и всё то время, пока она водила веткой по песку, её не покидало ощущение, что её рукой кто-то управляет.
Но кто, зачем – этого она не знала и предпочитала об этом не думать.